Владимир Широков - Строки, обагренные кровью

За ноябрьские бои старший сержант Онилова была награждена орденом Красного Знамени. Получая боевую награду, она сказала всего несколько слов:

— Я не умею говорить речи, но с фашистскими собаками я умею хорошо разговаривать языком моего пулемета…

Да, с фашистскими захватчиками, пришедшими на нашу землю, девушка говорила особым языком: на боевом счету ее пулеметного расчета было уже около пятисот гитлеровских солдат и офицеров.

Нина очень любила свою Родину, гордилась Севастополем, стойко отражавшим удары врага, который ей довелось защищать. «Это наш родной советский город — Севастополь, — писала она. — Без малого сто лет тому назад потряс он мир своей боевой доблестью, украсил себя величавой, немеркнущей славой.

Слава русского народа — Севастополь! Храбрость русского народа — Севастополь! Севастополь — это характер русского советского человека, стиль его души. Советский Севастополь — это героическая и прекрасная поэма Великой Отечественной войны. Когда говоришь о нем, не хватает ни слов, ни воздуха для дыхания. Сюда бы Льва Толстого. Только такие русские львы и могли бы все понять. Понять и обуздать, одолеть, осилить эту бездну бурных человеческих страстей, пламенную ярость, ледяную ненависть, мужество и героизм, доблесть под градом бомб и снарядов, доблесть в вихре пуль и неистовом лязге танков. Он придет, новый наш Лев Толстой, и трижды прославит тебя, любимый, незабываемый, вечный наш Севастополь!»

Эту большую любовь к городу-герою она подкрепляла своими боевыми делами.

Ожесточенные декабрьские бои… Участок, прикрываемый пулеметным расчетом старшего сержанта Ониловой, оказался непреодолимым для фашистов. Даже бывалые бойцы удивлялись силе, мужеству и храбрости маленькой пулеметчицы. Героизм ее был отмечен вторым орденом Красного Знамени.

В тяжелые дни декабрьского штурма Севастополя Нина Онилова навсегда связала свою судьбу с ленинской партией. В заявлении в партийную организацию она писала: «Обязуюсь бить врага до последнего моего дыхания…»

Свою клятву, данную партии, Онилова сдержала.

Нина не считала себя героиней. Она делала то, что, на ее взгляд, должен был делать каждый советский человек, родную землю которого топтал враг.

«Надо понять, зачем ты жертвуешь свою жизнь, — писала она. — Если для красоты подвига и славы — это очень плохо. Только тот подвиг красив, который совершается во имя народа и Родины. Думай о том, что борешься за свою жизнь, за свою страну, — и тебе будет очень легко. Подвиг и слава сами придут к тебе».

Слава и любовь, большая солдатская любовь не только чапаевцев, но и всей Приморской армии, всего Севастополя пришли и к Нине Ониловой.

Когда после тяжелого ранения она умирала в подземном севастопольском госпитале, многие бойцы и командиры, знавшие эту веселую, приветливую и удивительно отважную девушку, плакали.

Пришел проститься с ней и командующий армией генерал И. Е. Петров. Стоял у ее постели, склонив голову, часто снимал пенсне.

— Ну дочка, повоевала ты славно, — говорил командующий, — спасибо тебе от всей армии, от всего нашего народа. Ты хорошо, дочка, храбро сражалась… Весь Севастополь знает тебя. Вся страна будет теперь знать тебя…

И страна узнала о подвигах своей славной дочери. Имя Героя Советского Союза Нины Андреевны Ониловой известно всему советскому народу.

На ее могиле (Онилова похоронена на кладбище Коммунаров в Севастополе) всегда цветы. Память о героине свято чтят севастопольцы, ее не забывают боевые друзья — бывшие приморцы и моряки морской пехоты.

П. ГАРМАШ.

Снарядов нет. Патронов нет. Танки противника расстреливают нас в упор. Пехота противника забрасывает нас гранатами. Откройте огонь по батарее, я корректирую сам. Прощайте, товарищи…

Эти слова гвардии старший лейтенант Иван Пьянзин, командир 365-й зенитной батареи, прикрывавшей Севастополь с севера, передал открытым текстом на командный пункт артиллерийского дивизиона 13 июня 1942 года, когда положение на батарее стало безвыходным.

Один из тех, кто слышал взволнованный голос Пьянзина, гвардии капитан Е. А. Игнатович, вспоминает: «Мною немедленно был открыт огонь. Вдруг по радио слышим прощальные слова командира батареи: «Прощайте, товарищи!». Связь прервалась, но в 15 час. 45 мин. этого же дня опять восстановилась связь. Радость неописуема, но мы услышали только прощальные слова командира батареи Пьянзина:

«Отбиваться нечем. Личный состав весь вышел из строя. Открывайте огонь по нашей позиции! Прощайте, товарищи!».

Он хотел сказать что-то еще, но жизнь его оборвалась».

С первых дней войны Иван Пьянзин защищал небо Севастополя. Отсюда в далекое приуральское село Ольховку уходили его письма к родителям. Вот одно из последних.

«Здравствуйте, дорогие родители!

Всем вам мой горячий, сердечный привет.

Получил письмо от вас, за что сердечно благодарю. Я был очень рад. Мама, не обижайтесь, что я долго не писал вам ничего, это верно, и с одной стороны, я виноват, а с другой — проклятый враг, которого в это время я бил сам за себя, за вас, за всех, кто страдает под его сапогом. Бил без страха вместе со своими товарищами, и коварный враг сломал себе шею о нашу стойкость и железную волю к победе. Он не прошел нашего рубежа, десятки тысяч фрицев нашли себе могилу на подступах к нашему рубежу. Собаке собачья смерть!

Мама, я был занят. Недавно, дней на десять раньше вашего письма, я получил от Володи. Здорово написал, я удивился даже, что Владимир, как взрослый выглядит.

Телеграммы от вас не получал. В отношении пособия вам ответили правильно. Я сам беспокоюсь, но пока дело стоит. Вот буду в городе, пошлю вам аттестат на 300 руб., будете получать в райвоенкомате, 15 числа каждого месяца до конца года. Только бы аттестат благополучно дошел до вас.

Посылал вам телеграмму до получения вашего письма, сообщите о получении. Привет дядя Иле, Володе, Жене, Наде (вот не знаю ее, плохо), тете Тане, дедушке. Женя, что-то не пишет ничего.

Всем вам желаю здоровья и созидательной работы в тылу для фронта. Обо мне не беспокойтесь, пока все в порядке. Победа будет за нами.

С приветом Ваня. 28/03-1942 г.

Адрес старый» [20] Письмо хранится в фондах Музея Краснознаменного Черноморского флота. .

В каждом из его писем — простых, немногословных — сыновняя забота и беспокойство о близких, горячая любовь к Родине, ненависть к врагу. И еще — твердая вера в нашу победу, вера, которую сохранил он до последних дней своих, ради которой, не колеблясь, отдал свою жизнь.