Владимир Широков - Строки, обагренные кровью

Герои не умирают, писал Апошанский, они остаются с нами.

Мужество и отвага военного корреспондента были отмечены высокой правительственной наградой — орденом Красного Знамени.

В сражавшемся Севастополе Апошанский был до конца обороны. Он воевал и писал. О последнем, самом тяжелом и трагическом месяце обороны он написал цикл очерков «Севастополь в июне».

В один из последних дней июня Владимир Апошанский оказался в штольнях спецкомбината № 1. Немцы, захватив Северную сторону, били из орудий прямой наводкой по улицам города. С утра до вечера в воздухе стоял несмолкаемый гул фашистских самолетов. Снаряды и бомбы рвались у входа в штольни спецкомбината. Но севастопольцы все еще продолжали трудиться. Они изготовляли мины и гранаты, так необходимые защитникам города.

В подземном цехе Апошанский увидел несколько новых минометов.

— Да это же целая батарея! — обрадовался он. — А ну, товарищи, кто умеет стрелять из минометов?

К нему тут же подошли Николаенко, Ефименко, Черников и еще несколько рабочих и матросов.

— Ну вот, батарея и укомплектована…

Ночью, когда стих артобстрел, вытащили четыре тяжелых миномета из штольни и, как могли, оборудовали огневую позицию. С рассветом минометная батарея рабочих под командованием капитан-лейтенанта Апошанского открыла огонь по гитлеровцам. Несколько дней вела она интенсивную стрельбу по врагу.

Из Севастополя Апошанский уходил в числе последних.

А затем снова бои, снова там, где наиболее опасно. Был ранен. Тонул… Летал с разведчиками в тыл фашистов через перевалы Кавказских гор.

Малая земля… Теперь отсюда, с небольшого, опаленного огнем беспрерывных сражений клочка, отвоеванного у врага под Новороссийском, шли корреспонденции капитан-лейтенанта Апошанского. Они рассказывали советским людям о легендарной отваге защитников «Земли героев». Получился целый сборник очерков, который Апошанский назвал «Малая земля».

Ему предлагали ехать служить в Москву в редакцию «Красного флота». Отказался. «Принял решение прорваться на Тамань», — писал он редактору. Там готовились десанты. Близился час освобождения Крыма, всей советской земли.

Еще 7 ноября 1941 года, когда у стен Севастополя шли ожесточенные бои, Апошанский писал в праздничном номере «Красного черноморца»: «Пройдет время, и фашистская зараза будет уничтожена. Снова настанет наш октябрьский праздник, и снова мы пойдем в торжественном марше по улицам родного города».

Он знал это. Он глубоко верил в это. Но дожить до счастливых дней победы ему не довелось.

В начале октября 1942 года пришло известие о героической гибели Владимира Апошанского.

«Дорогая Евгения Михайловна, — писал жене поэта редактор «Красного черноморца» С. С. Зенушкин, — я знаю, какую боль вызовет у вас это письмо. Соберите все силы и мужественно встретьте и перенесите горе. Владимир Михайлович, наш Володя, погиб на поле боя… Мы еще не знаем всех подробностей. Известно лишь следующее: 27 сентября он пошел с десантной группой под Темрюк (на Таманском полуострове), высадился на берег вместе с отрядом. Утром 28-го был убит.

Может, это и не облегчит Вам тяжесть утраты, но смерть Володи — наше общее горе…»

Потом стало известно, что Апошанский первым бросился на берег, занятый врагом, и огнем из пулемета прокладывал десантникам путь…

Он погиб, как погибают герои. Герои, которые и после смерти продолжают жить в памяти и сердцах людей.

Редакция газеты Краснознаменного Черноморского флота «Флаг Родины» (так теперь называется «Красный черноморец») установила переходящий приз им. Владимира Апошанского за лучшую работу.

Символично, что одним из первых обладателей приза стал молодой журналист Константин Апошанский — сын героя-журналиста.

Как и отец, Костя любит жизнь беспокойную, полную напряжения и тревог. Сейчас он моряк, является первым помощником капитана одного из передовых судов Севастопольского управления океанического рыболовства, но по-прежнему не оставляет свою журналистскую деятельность.

— Есть у меня давнишняя мечта, — говорит Апошанский-младший, — подготовить и издать сборник, в который вошли бы очерки отца и мои.

Память о Владимире Апошанском — талантливом журналисте и поэте, человеке удивительной смелости и отваги будет жить.

Герои не умирают.

П. ГАРМАШ.

Товарищи солдаты!

Румыния стоит перед окончательной катастрофой. Против Румынии объявлена война со стороны Англии, Канады, Чехословакии. Ваше правительство предало ваш народ и по указке людоеда Гитлера превратило вас в пушечное мясо. Кто защитит ваш народ от этой катастрофы? Неужели вы ждете помощи от Германии? Напрасно!.. Беспощадный разгром Германии и ее союзников неизбежен… Бросайте бессмысленное кровопролитие, переходите на сторону советских войск. Это ваш единственный путь к спасению и возвращению на родину.

Да здравствует братский союз трудящихся всего мира!

Текст этой листовки написан партизанкой Дорой Кравченко за несколько часов до ее ареста, за которым последовала казнь.

…Было сумрачное декабрьское утро. Робко, будто нехотя, в горы пробирался рассвет. Еще медленнее он добирался в землянку, занесенную снегом, совсем затерявшуюся в крымском лесу.

В углу землянки, на столе, сколоченном из грубых горбылей, за которым сидела Дора, колебалась желтая капля огня. В дрожащем свете каганца виднелась большая, во всю стенку, географическая карта, винтовки, прислоненные к стене, чей-то полушубок и портянки возле печки, прочие атрибуты партизанского быта. На полу, тесно прижавшись друг к другу, лежали бойцы, по-зимнему одетые, по-походному снаряженные.

Расстегнув непомерно большой ватник, она писала в блокноте листовку, предназначенную румынским солдатам: «…под Ростовом и Ленинградом лучшие немецкие дивизии обращены в паническое бегство, — быстро ложились строки. — Хваленая группа войск Гудериана наголову разбита под Москвой… В Крыму действуют славные защитники Севастополя. В тылу вам в спины бьют бесстрашные партизаны…»

Стопка листовок медленно росла.

Закончив работу, Кравченко вышла из землянки. Сразу же охватило холодом. На лес давили низко нависшие тучи. В верхушках деревьев шумел ветер. Срывался снежок. В лагерь входил новый, десятый день декабря 1941 года.

Подошел Николай Комаров, невысокий крепыш в валенках, в черном кожаном пальто:

— Управилась с агитацией, Дора Куприяновна?

— Да, товарищ дежурный. Могу доложить: сотня листовочек есть.