Евгений Петров - Год рождения — 1917

Другой немец признался, что прибыл под Старую Руссу в пешем строю. У реки Ловать видел военное кладбище — полторы тысячи крестов. Солдаты пехотного полка, куда влилось пополнение, чувствуют себя скверно, так как каждый день — потери, потери, потери… Вот и выходит, что крепко застряли немцы под Демянском. Фронт наш сковал крупные силы противника. Это — реальная помощь другим участкам военных действий… Вот вам, друзья, что такое Васильевщина! Думаю, что бои, которые ведут сейчас части 11-й и 1-й Ударной армий, будут тщательно изучаться. Как-никак здесь накапливается опыт любопытных операций Красной Армии по окружению. Попомните меня. Учтут, обязательно учтут советские полководцы и наши плюсы, и наши минусы. Получат немцы не один котел.

В июле и августе 1942 года в сводках Советского информбюро сообщалось, что наши войска вели бои с противником в районе Воронежа и Миллерово. На других участках фронта существенных изменений не произошло…

Между тем фронтовая жизнь ни днем ни ночью не протекала без забот. Советские самолеты в сложных метеорологических условиях бомбили военно-промышленные объекты города Кёнигсберга в Восточной Пруссии. 21 июля, например, в действующих частях из уст в уста передавалась радостная весть о том, что в результате одного только налета советских самолетов на Кёнигсберг в городе возникло 38 очагов пожара, из них 17 пожаров — в центре города, из которых два больших размеров. 14 пожаров, возникших на юго-западной окраине города, сопровождались десятью взрывами, семь очагов пожара и три сильных взрыва возникли на северо-западной окраине города. Все наши самолеты вернулись на свои базы.

В те же дни за образцовое выполнение боевых заданий командования на фронте борьбы с немецкими захватчиками и проявленные при этом мужество и отвагу награждены медалью «За боевые заслуги» младший лейтенант Журавлев Анатолий Матвеевич, красноармеец Игнатович Михаил Романович, лейтенант Каханов Михаил Константинович, младший воентехник Колесников Георгий Антонович, военврач 2-го ранга Дановская Нина Викторовна, санинструктор Пудсян Елена Ивановна. Такие сообщения печатались во фронтовых газетах из номера в номер.

Мне довелось быть очевидцем, как на передовой начальник политотдела армии бригадный комиссар В. Шабанов вручал орден Ленина снайперу Цирендаше Доржиеву, который уничтожил 180 гитлеровцев. Доржиев дал слово с честью оправдать высокую награду и вдвое увеличить счет истребленных немцев, выполнить наказ своих земляков-бурят, у которых он побывал в качестве делегата Северо-Западного фронта.

Просто, без рисовки жили герои.

В болоте, где нет живой души, рвутся мины и снаряды. Летят комья грязи. Воронки моментально заполняются водой. Солдат, сворачивая козью ножку, замечает:

— Фрицы мелиорацией занялись. Наши болота осушают.

Доржиев ответил:

— А на соседнем участке тихо. У голодных немцев праздник, так как снайпер Фарамонов немецкого битюга пристрелил. Распотрошили — жрут.

— Сегодня на рассвете, — ввязывается в разговор пожилой солдат, — я троих успокоил.

Сказав так, между прочим, меткий стрелок отошел в сторону, устроился на пенечке и неторопливо стал писать:

«Здравствуйте, дорогое семейство! Низкий поклон односельчанам! Я уже из снежных окопов вытаял, слава богу, жив и здоров…»

Здесь же, среди снайперов, и комиссар. Пальцы у него тонкие и изящные, как у музыканта. По его разговору с красноармейцами чувствуется, что человек он сугубо штатский.

— Окоп надо углубить, непременно.

— В карауле надо быть внимательнее, непременно.

— Всегда и во всех случаях маскироваться надо лучше, непременно.

Это «непременно» было сильнее приказа, создавало в окопах какую-то добрую, семейную обстановку.

Принесли кашу, сухари, чай.

— Это должно быть и на фронте вовремя, непременно.

Не хотелось уходить от этого мирного военного человека.

— Встретимся ли еще?

— Непременно, — ответил комиссар.

Этому очень хотелось верить.

Не все наблюдения ложились в строчку. Возвращаясь в свою газетную семью, мы охотно делились новостями. Из этих рассказов создавалась яркая мозаика окопных будней и будней ближнего тыла.

С нами, военными, всерьез соперничали штатские газетчики. Чего стоила, скажем, Тамара Никонова! Приставленная в помощники к радисту Павлу Мусько, человеку крутому и не расположенному к женскому полу, она успевала вырываться на передовую и часто «попадала» в номер. Тамара умела увидеть, подметить то, чего многие из нас не замечали. Особенно удавалась «женская» тематика. Ее радостно встречали санитарки, медицинские сестры, врачи. Тамара умела находить с ними общий язык. Как-то, вернувшись из части, она восторженно рассказывала:

— Попала на этот раз в хороший переплет. Буду теперь знать, что такое вражеский артналет. Но суть не в этом. Одному нашему бойцу мина, не разорвавшись, впилась в ногу. Мужички санитары оцепенели, растерялись: будешь помогать пострадавшему, сам взлетишь на воздух. И в этот момент к раненому подошла щупленькая девчонка и приказала санитарам: «Помогите поднять ногу! Кому говорю! Ну, подходите, не бойтесь!» Она взяла мину за стабилизатор, плавно вытянула ее из ноги и оттащила в сторону. Все, кто был рядом, будто онемели. Даже раненый перестал стонать. Я не меньше других была потрясена поступком медицинской сестры! Зовут ее Галя Зенковская.

Тамара Никонова разыскала многих неприметных, маленьких героинь и воздала им должное на страницах газеты.

Ваграм Апресян побывал у разведчиков, вернувшихся из поиска. Ребята поведали о трагедии, происшедшей в одном из наших сел на оккупированной территории. У фашистского офицера пропало байковое одеяло. Его пропил денщик офицера, а гитлеровец заподозрил в краже советских людей. Негодяй из-за байкового одеяла спалил все село, а жителей расстрелял.

Видели мы, газетчики, и наш ближний тыл…

Дождливая весна и жаркое лето вызвали буйный рост хлебов. В августе на поля пришли женщины. Необычной была эта страда. Пчелами жужжали осколки зенитных снарядов, вздрагивала земля при выстреле пушек, но жатва не прекращалась. Одна за другой вырастали копны. Тяжелые, налитые колосья верхних снопов смотрели в борозды. А дел впереди еще непочатый край. Ждут рабочих рук и свекловичные полосы, словно залитые запекшейся кровью, и картофельные поля с отцветающей ботвой.

Вечером в разрушенных деревнях шумят жернова. Женщины попеременно крутят рычаги самодельных мельниц. Мучная пыль пудрой ложится на потные лица, натруженные руки. Старики и старухи разжигают каганцы. Дети, глотая слюну, с нетерпением ждут лепешек из муки военного урожая.