Елена Михайлик - Незаконная комета. Варлам Шаламов: опыт медленного чтения
- Название:Незаконная комета. Варлам Шаламов: опыт медленного чтения
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:Литагент НЛО
- Год:2018
- Город:Москва
- ISBN:978-5-4448-1030-9
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Елена Михайлик - Незаконная комета. Варлам Шаламов: опыт медленного чтения краткое содержание
Незаконная комета. Варлам Шаламов: опыт медленного чтения - читать онлайн бесплатно ознакомительный отрывок
Интервал:
Закладка:
165
Причем причины популярности Есенина (согласно Шаламову) не заслуживают уважения и сами по себе: «Заметим здесь же, что именно культ матери, сосуществующий с циничным презрением к женщине, сделал Есенина еще три десятилетия назад столь популярным автором в уголовном мире» (2: 52).
166
За пределами «Колымских рассказов» Есенин существует для Шаламова как куда более амбивалентная фигура. Так, Ю. С. Апенченко вспоминает: «Например, четко запомнились его слова о Есенине: „Потрясающе свободная глотка“. То есть он считал, что для поэта главное – свобода и чистота лирического голоса. Но о том же Есенине сказал: „Поэт должен быть умнее своего таланта, а он не был“» (Апенченко 2017: 208).
167
См: Toker 1989, Золотоносов 1994, Тимофеев 1991, Синявский 1994, Волкова 1997. Естественно, мы далеки от того, чтобы утверждать, что пространство возможных структурных и семантических корреляций исчерпывается приведенным списком, мы просто указали на ряд наиболее очевидных совпадений.
168
Шаламов чрезвычайно интересовался теорией литературы. Будучи студентом, он увлекался теориями ОПОЯЗа и ходил в кружок Осипа Брика. Есть некоторые основания полагать, что Шаламов прочел «Проблемы творчества Достоевского» М. М. Бахтина (1929) вскоре после отъезда с Вишеры в 1932-м. А поскольку Шаламов обладал отличной памятью на тексты, не обратить внимания на некоторую общность авторского аппарата он не мог.
169
Cм.: Toker 1989.
170
Больница располагалась в поселке Дебин, на левом берегу реки Колымы, и в те времена полуофициально носила имя «Центральная больница „Левый берег“». То, что название фактически указывает, что больница располагалась по ту сторону, на земле мертвых, следует считать случайным совпадением, вряд ли, впрочем, прошедшим мимо внимания Шаламова, сделавшего «Левый берег» названием одного из циклов «Колымских рассказов».
171
В книге воспоминаний «Четвертая Вологда» Шаламов с гордостью отмечает: «для Бога у меня в моем сознании не было места. И я горжусь, что с шести лет и до шестидесяти я не прибегал к Его помощи ни в Вологде, ни в Москве, ни на Колыме» (4: 146).
172
Шаламов с уважением относится и к религии, и к верующим, многократно отмечает, что самыми стойкими людьми в лагерях оказывались сектанты, однако он полагает, что вера а) не является универсальным средством сохранения личности и б) действует до определенного предела – просто потому, что существует тот уровень физического распада, за которым не помогает ничего.
173
Меру знакомства Шаламова с работами Бахтина можно проиллюстрировать следующей заметкой в записных книжках за 1965 год: «Бахтин. „Будь он проклят, этот русский Бог“» (5: 290).
174
Бахтин пишет: «Авантюрный сюжет в этом смысле глубоко человечен. Все социальные, культурные учреждения, установления, сословия, классы, семейные отношения – только положения, в которых может очутиться вечный и себе равный человек. Задачи, продиктованные его вечной человеческой природой, – самосохранением, жаждой победы и торжества, жаждой обладания, чувственной любовью – определяют авантюрный сюжет…Шатов говорит Ставрогину перед началом их проникновенной беседы: „Мы два существа и сошлись в беспредельности… в последний раз в мире. Оставьте ваш тон и возьмите человеческий! Заговорите хоть раз голосом человеческим“» (Бахтин 2000: 76).
175
С самого начала рассказчик «Колымских рассказов» – в любой своей ипостаси – рассказчик недостоверный. Если герой рассказа «Ночью» Глебов не помнит, был ли он когда-либо врачом, а другой Глебов забыл имя собственной жены, то повествователь не помнит, рассказывал ли он историю Глебова или нет («Надгробное слово» и «Уроки любви») – и в каком именно виде он ее рассказывал.
176
«As in Dostoevsky’s Crime and Punishment, which, for Bakhtin, is a quintessentially heteroglot polyphonic novel, everybody talks in Ginzburg volumes…» (Toker 1989: 199).
177
Сравнение принадлежит перу самого Шаламова: «Новая проза отрицает этот принцип туризма. Писатель – не наблюдатель, не зритель, а участник драмы жизни, участник не в писательском обличье, не в писательской роли. Плутон, поднявшийся из ада, а не Орфей, спускавшийся в ад» (5: 151).
178
Особенно если речь идет о людях, более неспособных воспринимать последовательность событий или выделять причинно-следственные связи между ними. Для них время теряет смысл не только как параметр восприятия, но и как функциональное явление.
179
В некотором смысле персонажи Шаламова опускаются и – периодически, при очень большом везении – временно поднимаются по той самой ламарковской лестнице, которую описывал Мандельштам.
180
И, кстати, описывал эту новую природу применительно к Достоевскому: «20-й век принес сотрясение, потрясение в литературу. Ей перестали верить, и писателю оставалось, для того, чтобы оставаться писателем, притворяться не литературой, а жизнью – мемуаром, рассказом, [вжатым] в жизнь плотнее, чем это сделано у Достоевского в „Записках из Мертвого дома“. Вот психологические корни моих „Колымских рассказов“» (5: 579).
181
Исходным материалом послужило официальное обозначение «з/к» («заключенный каналоармеец»).
182
Как ни популярен был Высоцкий («зэка Васильев и Петров зэка»), а солженицынская находка оказалась более живучей и устойчивой.
183
«Может, еще Цезарь бригадиру что в нарядах подмучает – уважителен к нему бригадир, зря бы не стал» (1: 161).
184
См., например: Леви 2010.
185
«Но, по душе, не хотел бы Иван Денисович за те ковры браться. Для них развязность нужна, нахальство, милиции на лапу совать. Шухов же сорок лет землю топчет, уж зубов нет половины и на голове плешь, никому никогда не давал и не брал ни с кого и в лагере не научился. Легкие деньги – они и не весят ничего, и чутья такого нет, что вот, мол, ты заработал. Правильно старики говорили: за что не доплатишь, того не доносишь. Руки у Шухова еще добрые, смогают, неуж он себе на воле верной работы не найдет?» (Там же: 37).
186
«Она не могла следить за ходом оперы, не могла даже слышать музыку: она видела только крашеные картоны и странно наряженных мужчин и женщин, при ярком свете странно двигавшихся, говоривших и певших; она знала, что все это должно было представлять, но все это было так вычурно-фальшиво и ненатурально, что ей становилось то совестно за актеров, то смешно на них» (Толстой 1962: 361).
187
И не сказывается ли на решении то, что Вдовушкин – ненастоящий фельдшер?
Читать дальшеИнтервал:
Закладка: