Берт Кейзер - Танцы со смертью [умирать в доме милосердия] [litres]

Яаарсма рассказывает мне о смерти брата, случившейся несколько лет назад. Сначала он это не очень прочувствовал, до него никак не могло дойти, что его брат умер. Так продолжалось до дня похорон. Все стояли, окружив вырытую могилу, он смотрел на гроб, один из членов местного Ротари-клуба стал бубнить какую-то жалкую речь, и тогда его взгляд устремился в сторону, а с ним вместе и его мысли. Он вдруг спросил себя: Смерть-Пьерляля́ [73] Персонаж фламандского фольклора, ловкий плут (восстал из гроба), близкий к Тилю Уленшпигелю. Как Смерть выступает в кукольном театре, главным комическим персонажем которого является Ян Клаассен (как Панч в Англии, Гиньоль во Франции, Пульчинелла в Италии, Петрушка в России). , эта жуткая белая кукла, он всегда угрожал Яну Клаассену, – откуда он взялся? Всё еще занятый этой мыслью, он снова хотел взглянуть на гроб, и тут его охватил ужас: гроб исчез, его уже опустили в могилу. И только тогда до него дошло, что его брат умер, и он заплакал.

Наутро, когда я вхожу в свой кабинет, там уже сидит Эссефелд.

– Проблемы, отец мой?

– Очень болит нога.

Он разувается и снимает носок: рожистое воспаление в начальной стадии. От священника пахнет, как в пасторском доме моей юности: сигарами, ладаном, потом, алкоголем, бриллиантином. Алкоголь? Всего лишь четверть десятого. Как это понять?

– Лосьон, – говорит он и делает жест, показывая, как смачивает лицо после бритья. Эссефелд пьет. Из-за женщины? Скорее из-за Бога, думаю я.

Из опасения, что вдруг будет слишком мало народу, я тоже иду на похороны Тоос. Погребение берет на себя фирма Бекенстейн . Кургузый пиджачишко на одном из носильщиков. Очевидно, его подцепили по дороге где-нибудь на скамейке в парке или в каком-то кафе и потащили с собой, невзирая на отговорки, что он-де одет неподобающим образом. К тому же в спешке он застегнулся не на те пуговицы, так что выглядит слегка не в своем уме. Если ему пиджак маловат, то некоторые из его коллег вышагивают в одежде не по росту, с подвернутыми штанинами. Один из них влез во что-то такое, что и вовсе не поймешь что, похоже на грязно-серый комбинезон, из-за чего он совсем уж выпадает из рамок. У главы похоронного заведения, на котором, впрочем, визитка, до того красная физиономия, что ему больше пристало бы присутствовать на свадьбе, чем на похоронах. Словом, кошмар.

Брам Хогерзейл тоже пришел на церковную службу. Передвигается он с трудом, еле волочит ногу.

– Эта штука вгрызлась мне в таз, – шепчет он мне. И продолжает, окидывая оценивающим взглядом представителей фирмы Бекенстейн . – Не хотел бы, чтобы они меня хоронили. Да-да, прими к сведению. Хочется выдержать в стиле свой последний выход, – говорит он со злостью.

Спрашиваю, пойдет ли он после мессы на кладбище.

– Нет, хорошенького понемножку. У меня такое чувство, что я на генеральной репетиции.

Он не скрывает горечи. Ван Йеперену, который взволнованно пожимает ему руку, он говорит:

– Ну вот и встретились на похоронах, а ведь я не умер.

Ван Йеперен просто онемел, когда такое услышал.

В словах Брама звучит вопрос: почему никто из вас мне не поможет? Но попробуй сказать ему что-нибудь приятное, и он на тебя тут же набросится.

Звучит сильно укороченная григорианская месса. Опять без Dies irae . Всё скомкано. Люди продолжают просачиваться в часовню, вплоть до момента, когда уже приступают к Agnus Dei [74] Агнец Божий – заключительная часть католической заупокойной мессы. . Эссефелд начинает проповедь довольно самонадеянно: он обозначит и выстроит по ранжиру все наши сомнения. Вечная Жизнь. Что это такое? Откуда мы о ней знаем? Никто ведь не возвращался обратно. Может быть, это сказки?

Он делает паузу. Мы все смотрим на него в ожидании, и в наступившей тишине кажется, словно ему вдруг открылось, что он не просто сможет выдернуть всего лишь несколько малоприметных ворсинок, но бесхитростно потянет за ту нить, которая угрожает распустить всё вязанье. Без какой-либо связи с предыдущим он возглашает, что искать Бога нужно не на небесах, а в самих себе и что совершенно невозможно представить, что вся любовь, которую Тоос давала и получала, теперь навсегда исчезнет. «Этого не может быть, дорогие мои!» – восклицает он угрожающе. Сроду не видел, чтобы реальные факты можно было отпугнуть такого рода угрозами, и уж во всяком случае не Безносого, когда он замахнулся косой.

Во время разрешительной молитвы он проходит вплотную ко мне, и от него снова несет перегаром, к алкоголю примешивается запах ладана. С какого горя он пьет? Он настолько завладел моими мыслями, что брызги святой воды, которой он окропляет гроб, представляются мне слезами, и впервые за много лет я молюсь: «О Боже, пожалуйста, будь, и сделай хоть что-нибудь для Эссефелда».

Позже, когда я захожу к ван де Бергу, он сразу же показывает мне письмо от своего брата. Это пространное сочинение, написанное после того, как тот узнал о желании Шарля «наложить на себя руки». Письмо пестрит омерзительными выражениями такого калибра, который, насколько возможно, обрисовывает эту ситуацию как отталкивающую. «Всё дело в том, что Господь не напрасно посылает нам жизненные испытания, и мы не должны уклоняться от таковых испытаний, ибо они даются нам для нашего совершенствования. Если бы всем нам удавалось по возможности уклоняться от множества ударов судьбы, это не привело бы к успеху, ибо мы всё равно нуждаемся в Божественном очищении, и нам не подобает препятствовать Господу, посылающему нам испытания. Господь питает чад своих также и голодом. Кто жалеет розги своей, тот ненавидит сына; а кто любит, тот с детства наказывает его [75] Притч 13, 24. . Мы должны лобызать розгу, коей Господь желает пороть нас». Подписано: Маартен.

Прочитав про розгу, не могу удержаться от смеха. Ван де Берг не смеется.

– Вам никогда не приходилось читать что-нибудь Герарда ван хет Реве? [76] См. примечание 34 наст. изд. – спрашиваю я. Он смотрит на меня с недоумением и печатает «нет». Ну и бог с ним.

– Посеял ли ваш брат у вас сомнения в решении умереть? – спрашиваю я.

Он печатает: «Да».

Я уже и раньше испытывал некоторое беспокойство, глядя на его книжную полку, где, помимо Иды Герхардт [77] Ida Gerhardt (1905–1997) – нидерландская поэтесса и переводчица. и беллетристики последних десяти лет, стояла книжонка этого Муди [78] Raymond Moody (род. 1944) – американский психолог и врач, автор книги Life After Life [ Жизнь после жизни ]. , где говорится, что при наркозе и в околосмертном состоянии человек выходит из своего тела, устремляясь в темный туннель, в конце которого ему подает знак некто, похожий на ангела. Одна из тех сомнительных книжек, полных приправленных астрологией текстов, иллюстрируемых видениями и поразительно напоминающих снабженные картинками католические молитвы пятидесятых годов. Поскольку я понимал, что в свое последнее пристанище он взял с собой только те книги, которые для него действительно дороги, присутствие здесь этой книжки меня особенно покоробило.