Мод Жульен - Рассказ дочери [18 лет я была узницей своего отца] [litres]

Перед отцом я съеживаюсь от страха, но когда мать отзывается о нем отрицательно, она вносит настоящую сумятицу в мое сознание. Обычно это случается, когда мы спускаемся вниз, чтобы присоединиться к нему в саду или когда он «вызывает» нас обеих.

– Ненавижу этого человека, – бормочет она. – Да что это за дерьмо такое? Твой отец только и учился, что в средней школе. Кем он себя мнит?

Но, как только мы оказываемся рядом с ним, она становится маленькой и послушной, сплошь «Да, конечно» и «Я сейчас же это сделаю». Это так озадачивает, словно мать заставляет меня садиться на эмоциональный шпагат – как в гимнастическом зале, когда она давит мне на плечи, чтобы раздвинуть в стороны мои ноги.

Я иногда задумываюсь: может, эти ее выпады – всего лишь западня, чтобы подловить меня на высказывании моих негативных мыслей? Но нет, ее ненависть неподдельна. Особенно когда относится и ко мне. Эти моменты поражают меня, как молния.

– Кем ты себя мнишь? – внезапно выплевывает мать, и я столбенею от страха и растерянности. Словно кто-то что-то нашептывает ей на ухо и злит ее. – О, ты считаешь себя папиной дочкой, верно? – говорит она ядовито. – Что ж, ты получишь чего хочешь… Я торчу здесь только из-за тебя. Все это твоя вина.

«Твой отец – жалкий мошенник. Ненавижу этого человека.»

Я настолько потрясена, что мне трудно сдержать слезы. И тогда она припечатывает:

– Прекрати этот фарс!

В другие моменты она поет отцу хвалы, перечисляя все жертвы, которые он принес за все эти годы. Это ради меня он оплатил ее долгую учебу, чтобы я теперь могла пожинать ее плоды. Я – неблагодарная дочь, не способная оправдать его ожидания.

Я просто не понимаю, чего она хочет, и не знаю, как ее удовлетворить. Как бы мне хотелось, чтобы мать сказала: «Он держит нас обеих пленницами, и мы должны вместе потрудиться, чтобы сбежать». Думаю, я даже предпочла, чтоб она честно сказала, что любит его, что делает все ради него и что если это мне не подходит, то это мои проблемы. Это было бы понятно, по крайней мере. Я знала бы, с чем имею дело, и мое сердце перестало бы рваться в клочья из-за внезапных перемен ее отношения и непоследовательности.

В конце концов, я больше не жду от нее ничего особенного. Каждый день я готовлю новый тайник в своей комнате. Тихонько достаю все заметки на папиросной бумаге, которые складывала под ковер на лестнице, и перечитываю истории, прежде чем снова их спрятать.

Как бы мне хотелось, чтобы мать сказала: «Он держит нас обеих пленницами, и мы должны вместе потрудиться, чтобы сбежать».

Действие той, которая кажется мне самой трогательной, происходит в окопах во время Франко-прусской войны 1870 года. Прусский солдат по имени Леопольд ранен. Жан-Батист, француз, бросается на Леопольда, чтобы убить его. Но как раз в тот момент, когда он готов заколоть того штыком, их взгляды встречаются, и Жан-Батист не может заставить себя прикончить раненого. Он дезертирует из своего полка, уносит Леопольда с передовой и лечит его раны.

Эти двое мужчин не понимают языка друг друга, но общаются при помощи взглядов и жестов. В конце концов их ловят французские солдаты, и они приговорены к казни. Они предстают перед расстрельной командой, их руки сцеплены в рукопожатии. Офицер в ярости отдает приказ стрелять.

Двое друзей падают, не размыкая рук. Все растроганы историей их дружбы, даже пруссаки. Приветствия Жану-Батисту гремят из прусских окопов, в то время как французы скандируют имя Леопольда. Солдаты с обеих сторон бросают оружие и идут навстречу друг к другу с рукопожатиями, подражая последнему жесту Жана-Батиста и Леопольда. С обеих сторон фронта вспыхивают мятежи, и война заканчивается.

Франция и Пруссия подписывают договор «Леопольда – Жана-Батиста», который становится пактом мира во всем мире. Первая и Вторая мировые войны так и не начинаются.

Засыпая, я нахожу заглавие для своего рассказа: «Дружба».

Отец всегда говорил, что менструации у меня начнутся в тринадцать лет. Мне уже тринадцать, и сегодня я обнаруживаю на трусах кровь. Дожидаюсь уроков и говорю об этом матери. Она бросает все и идет сообщить отцу, потом снова является с пачкой больших прокладок и протягивает их мне без единого слова объяснения. Хорошо, что инструкции напечатаны на упаковке.

– Иди в бальный зал и жди отца, – говорит мать, закончив урок раньше положенного.

Я нервничаю. Одному богу известно, что я услышу. Войдя в зал, я поражена изобилием света, льющегося внутрь: прежде чем подняться наверх, мать подняла все жалюзи, которые были опущены по меньшей мере год. Я стою и жду. Отец входит, явно растроганный почти до слез. Он подходит к бару, наполняет один из своих драгоценных хрустальных бокалов виски «Чивас» и подает его мне. Я прирастаю к месту от удивления: отец никогда не давал себе труда взять бокал, бутылку и налить кому-нибудь напиток – никогда.

– Сядь, – говорит он. – Ты теперь женщина. Это нужно отпраздновать. Выпей все.

Пока я пью виски, один жгучий глоток за другим, он возвращается к поучениям, которые уже давал мне, – насчет менструации. Во-первых, судороги в животе, связанные с месячными, существуют только в умах истеричек. Во-вторых, месячные длятся лишь два с половиной дня, самое большее – три, и повторяются каждые двадцать восемь дней. А в‐третьих, эти дни – период восприимчивости .

– Ты особенно восприимчива к хорошим энергиям, так же как и к плохим. Так что никто не должен даже знать, что ты менструируешь. Ты должна также держаться подальше от животных, потому что они способны это почувствовать и ненамеренно открыть эту информацию твоим врагам.

Из-за этой большей открытости и чувствительности я должна еще избирательнее подходить к тому, что поступает в мой мозг: я не должна читать ничего «легкого» или слушать рекламу. Мне следует кормить свой разум только интеллектуальными материалами и медитациями с ду´хами. Но мне не о чем беспокоиться. Я буду регулярна, как часы, так же как и моя мать. Он будет записывать даты моих менструаций и позаботится, чтобы я не «осквернилась».

Отец также объясняет особую силу, которой женщина обладает в этот период. Ее кровь, проливаемая естественно, является силой самой жизни, силой обновления. Мужчины этой силой не владеют, поскольку их кровь проливается только насильственно. Поэтому они не обладают женской способностью к личному обновлению, так что их энергии неумолимо тают – что не касается, разумеется, великих Посвященных, но это другая история.

Большинство религий боятся этой женской силы. Иудаизм, к примеру, заставляет женщин верить, что они нечисты, чтобы отдалить их от этих сил. Аналогичным образом материализм заставляет женщин верить, что у них судороги в животе. Однако я должна избегать этих ошибок и максимизировать свои силы, полностью впитывая отцовские учения.