Мод Жульен - Рассказ дочери [18 лет я была узницей своего отца] [litres]

Но я не буду сторожить эту гробницу. Я даю себе безмолвное обещание, что не буду.

Вот-вот произойдет выдающееся событие. В июне я держу экзамены по французскому за курс средней школы – на аттестат зрелости. Поскольку мать заставила меня перескочить через год, все идет так, как и хотел отец: экзамен по французскому в пятнадцать, остальные выпускные экзамены – в шестнадцать.

Мать заказывает мне брючный костюм из бархата темно-синего цвета и новые туфли. Мне также нужен паспорт, так что нам приходится отправиться в деревенскую ратушу. Мать надевает шарф и темные очки, берет большую сумку, которую я не видела уже многие годы – с тех пор как мы ездили к мадам Декомб. Мы выходим с территории усадьбы через маленькую садовую калитку: «Так мы будем незаметнее».

Сколько времени прошло с тех пор, как мы выбирались наружу? Пытаюсь сосчитать. Восемь лет, может быть, девять? Как странно, даже воздух пахнет здесь почти по-другому. Я пугаюсь проходящего грузовика, который, кажется, так и утягивает меня за собой струей воздуха. Мы поворачиваем направо и проходим мимо домов с красивыми цветочными горшками, висящими перед открытыми окнами. Кажется, я никогда не видела цветов в горшках. Я так привыкла к зацементированным дорожкам, что мне трудно не спотыкаться на неровной брусчатке, и приходится замедлять ход. Но мать торопится; я вижу, что она нервничает. За домами, сколько хватает взгляда, видны поля. Как прекрасен горизонт! Никого никогда не следует лишать горизонта!

На главной площади перед церковью стоит ратуша со своим красно-бело-синим флагом, точно как в книгах. Милая женщина приветствует нас и заполняет бланк.

– Цвет глаз? – спрашивает она, поднимает на меня взгляд, потом говорит: – Ой, какие у вас красивые голубые глаза!

По пути домой мы перестаем узнавать улицы, кружим, не способные найти дорогу. На какой-то миг у меня возникает безумная идея, что мы могли бы уйти – мы вдвоем – и никогда не возвращаться в этот дом. Но мать в полной панике. Шарф соскользнул с нее, и она так сильно закусила губу, что появилась кровь. Вдруг мы слышим шум поезда. Мать чуть ли не бежит к железнодорожным путям; нам нужно лишь идти вдоль них, и вскоре мы уже будем у главного входа в дом.

Прежде чем войти в ворота, я бросаю один последний взгляд на дорогу, которая идет параллельно металлическому забору и ведет в Сент-Омер – далеко-далеко за горизонт.

Приходят извещения о моем экзамене: я должна быть в средней школе Поля Азара в Армантьере в восемь часов утра. Родители рассказывают мне, что я должна сделать: пойти на станцию, которая находится всего в тридцати метрах слева от наших главных ворот, найти платформу для поездов, отправляющихся в Лилль, и поехать в Армантьер. Там я возьму такси и доеду до школы.

– Цвет глаз? – спрашивает она, поднимает на меня взгляд, потом говорит: – Ой, какие у вас красивые голубые глаза!

Ночью накануне экзамена я не сплю – совсем. Утром выхожу на улицу одна, потому что мать должна остаться рядом с отцом. Одна! Но я так встревожена, что на самом деле не чувствую, что оказалась снаружи. Каждые десять секунд смотрю на часы, проверяя, правильно ли делаю все, что мне сказано. На той ли я платформе?

Я чувствую себя такой крохотной, что могла бы провалиться в асфальт. Но в то же время ощущаю себя такой большой! Ненавижу свой рост. Я великанша по сравнению со всеми остальными, и люди на меня пялятся. Нервно гадаю, смогу ли я открыть дверь в вагон, и решаю пристроиться за другими пассажирами. Я копирую их действия, поднимаюсь в вагон вслед за ними и сажусь позади них. Во время поездки меня гложет другая паническая мысль: как долго поезд будет стоять в Армантьере? Как я из него выйду? И как найду нужную школу? В Азбруке я пристально наблюдаю, как сходят с поезда другие пассажиры. Похоже, это не слишком трудно.

Когда поезд въезжает в Армантьер, с мест вокруг меня встает целая толпа других пассажиров. Ага, я об этом и не подумала: я не единственная, кто сдает экзамен. Какое облегчение! Я радостно смешиваюсь с группой подростков и следую за ними без волнения, в восторге от того, что мне не нужно брать это самое «такси», чем бы оно ни было. Наконец, я осуществляю мечту, которая была у меня всю жизнь: смешиваюсь с толпой, сливаюсь с потоком, я такая же, как все. Я иду вместе с компанией ребят из школы!

И все же мне трудно подстроиться под их ритм. Такое впечатление, что все они идут в ногу, а я не могу заставить свои ноги двигаться в том же темпе. Под конец я принимаюсь отсчитывать метр, как в музыкальном произведении: это помогает и позволяет мне перестать спотыкаться. Но почему мне так грустно? Почему так одиноко? Я «особой породы», я белая ворона, такая странная в своем великоватом бархатном пиджаке, слишком коротких брюках и туфлях, которые, разумеется, причиняют мне ужасную боль. Другие дети одеты в джинсы, у девочек распущены волосы, все они болтают и смеются. Они красивы, а я уродлива.

Мы доходим до школы, и я переступаю порог; мне бы булькать и пениться счастьем, но я чувствую себя чудовищно неловко и неуютно.

Я нахожу свою парту, а когда открываю экзаменационную папку, с удивлением обнаруживаю, что должна выбрать между тремя разными типами экзаменовки. Там есть сочинение (как я и ожидала) и два других вида тестирования, которые мне не знакомы: какие-то «анализ текста» и «краткое изложение текста». Единственное, что я умею делать, – это писать сочинения, но решаю, что все это, должно быть, примерно одно и то же. Выбираю «анализ текста», потому что его предстоит делать по красивому стихотворению – «О чем ты думала, девчонка».

Я осуществляю мечту, которая была у меня всю жизнь: смешиваюсь с толпой, сливаюсь с потоком, я такая же, как все. Я иду вместе с компанией ребят из школы!

Еще сильнее я нервничаю насчет устного экзамена. Я совсем не привыкла говорить, особенно с незнакомыми людьми. Голос не повинуется мне; он дрожит, хрипит и пищит. Порой вообще не удается издать ни звука. К счастью, меня экзаменуют по стихотворению Бодлера, которое я обожаю, – «Аромат». Похоже, моей экзаменаторше оно тоже нравится; я начинаю, заикаясь, но благодаря подбадривающему выражению ее лица мой голос выравнивается, и под конец мне кажется, что мы с ней чуть ли не просто сидим и беседуем. Когда я возвращаюсь домой, мать просматривает сделанные мной заметки и кажется удовлетворенной.

Наконец, приходит по почте конверт с моими результатами. Уверенная в своих преподавательских навыках, мать с гордостью вскрывает его. Катастрофа: у меня хорошие шестнадцать из двадцати за устный экзамен, но за письменный… Два из двадцати! Родители смотрят на меня так, будто я кого-то убила. Я только что доказала, что я – «ходячее разочарование». И все же отец требует дать ему прочесть комментарий к моему письменному экзамену: «Это прекрасное философское сочинение, а не текстовый анализ».