Георгий Санников - Без протокола: невыдуманные истории рассказывают дипломат Александр Богомолов и разведчик Георгий Санников

Впереди стояла насмерть дивизия генерала Панфилова, не допустившая прорыва вермахта к столице. Долгожданное наступление. Мориц пережил несколько атак, освобождая от гитлеровцев населенные пункты и деревни. Впервые увидел своими глазами злодеяния нацистов. Убитых и сброшенных в колодцы маленьких детей. Распятое у стены блиндажа, как Христос, обожженное тело полкового комиссара, под которым убегавшие солдаты вермахта развели костер. Сожженные дотла деревни. Трупы детей, стариков, женщин…

Самым страшным противником был жесточайший мороз, доходивший временами до 42 градусов. Согревались у подожженных убегавшими гитлеровцами домов.

Только в феврале 1942 года им выдали зимнее обмундирование — ватники, ватные штаны, теплое белье, валенки. А самое главное — они получили настоящие советские винтовки. К этому времени из 180 бойцов роты, в которой числился красноармеец Мебель, в живых вместе с ним осталось трое.

Командованию было известно, что родной язык красноармейца Мебеля — немецкий. Так он стал младшим политруком 7-го отдела [110]53-й армии и через передвижную звуковещательную установку приступил к агитационным передачам для солдат вермахта. Мориц все время на передовой, выдвигает громкоговорители ближе к немецким позициям, разъясняет солдатам истинные цели развязанной гитлеровским режимом преступной войны. Противник буквально гонялся за нашими громкоговорителями, бил «по площадям», иногда успешно. Мориц вспоминал, как его однажды спасла от гибели неожиданно появившаяся у него такая высокая температура, что он не смог выехать на передачу. Вместо него на передовую поехал представитель Национального комитета «Свободная Германия», который прибыл на фронт для работы и был вынужден заменить внезапно заболевшего Морица. Немцы сразу же открыли ураганный огонь. Один из снарядов разорвался рядом с передвижной звуковещательной установкой. Бывший лейтенант вермахта был тяжело ранен. «Для всех нас, — говорил Мориц, — это была большая потеря, так как он обладал голосом с нужными интонациями и звучанием и был очень изобретателен в работе».

— Что потеряли немцы в чужой стране? Не верьте, это не соответствует действительности, что Красная армия не берет в плен немецких солдат, а сразу же их расстреливает.

Этот бывший лейтенант вермахта так мог построить свое выступление, вводя по ходу некоторые словечки и обороты, что немецкие солдаты чувствовали и это легко ими угадывалось, что говорит действительно бывший офицер вермахта.

Морицу и его товарищам тяжело было смотреть на ранее занятую немцами советскую территорию. Отступая под натиском Красной армии, вермахт оставлял после себя опустошенную, выжженную землю. Население практически отсутствовало. Особенно тяжело досталась немецкая оккупация молодым женщинам. Крепких и здоровых насильно вывозили на работу в Германию. Специально отбирали молодых и красивых девушек, размещая их в солдатских борделях в тылу немецких войск. А однажды Мориц сам чуть не попал в руки противника, очутившись вместе с передвижной станцией практически среди отступавших немецких частей, чудом не заметивших советскую машину. Если бы немцы обратили внимание на одиноко едущий автофургон, гибель была бы неизбежной: немецкого еврея, да еще и офицера-политрука Красной армии, расстреляли бы на месте. На этот случай в вермахте был строжайший приказ фюрера: политкомиссаров и евреев расстреливать на месте.

— Для меня, — рассказывал Мориц, — было однозначно определено: сразу же пустить себе пулю в голову, но не попасть немцам в лапы. Главное при этом — успеть застрелиться.

Самым страшным за всю войну для Морица оказалась переправа на высокий брег Днепра вместе с передовыми частями Красной армии при освобождении Киева. Аппаратура для радиовещания была погружена в надувную резиновую лодку. Их было несколько человек. Днепр буквально кипел от взрывов. Достаточно было одного осколка или пули в надувной бок, чтобы лодка пошла ко дну. В этом случае Мориц был обречен. Дело в том, что он не умел плавать. Никто из находившихся с ним в лодке даже не догадывался об этом. Каким-то чудом пролетавшие над головой осколки и пули вспарывали воду рядом и почему-то не поражали резиновые бока лодки. Что это? Случай? Чудо? Все могло быть. На войне один Бог для всех — счастливый случай!

И все же война оставила и на нем свою «отметину». Во время уличных боев в словацком городе Нитра в самом конце марта 1945 года осколок ручной гранаты угодил ему в спину. Осколок застрял в теле рядом с позвоночником. Операция была невозможной, в любом случае очень рискованной. Так он и носит до сих пор в себе маленький кусочек крупповской стали.

Для Морица война в Германии закончилась 11 мая 1945 года. Многотысячная группировка немецких войск фельдмаршала Шер-нера в Чехословакии продолжала упорно сопротивляться, следуя приказу фельдмаршала, который бросил своих солдат и на личном самолете улетел к американцам. Небольшая часть группировки Шернера сумела прорваться на Запад, остальные капитулировали.

Как-то я спросил Морица, много ли немцев за войну сдавалось после его радиопередач. Он ответил, что под Москвой и вообще в первый год войны таковых было мало. Это стало постоянным и систематическим после Сталинграда, Курской дуги, Днепра. Особенно после блистательных операций Красной армии на Украине и в Белоруссии. Так что спасенных немецких «душ» на счету Морица много. Кстати, в армии его, как и Маркуса Вольфа, тоже называли Мишей. Свой вклад в Великую Отечественную «окопный» гвардии старший лейтенант, кавалер трех боевых орденов Мориц-Миша Мебель внес достойный…

Как рассказывал автору сам Мориц, с ним в 1945 году произошла такая история, что, если бы он сам не был ее участником, никогда бы не поверил, что такое вообще возможно. Может быть, это произошло вследствие ошибки армейских кадровиков. В июне 1945 года он получил предписание вместе с частями 53-й армии, в составе которой он воевал с 1941 года, отбыть в распоряжение 2-го Забайкальского фронта в Монголию для участия в войне против милитаристской Японии. Еще до окончания боевых действий он был направлен в Северо-Западный военный округ в город Новосибирск. Доложив о своем прибытии начальнику отдела кадров округа полковнику Баранову, он услышал от него, что ему предстоит работа с японскими военнопленными.

— Я владею немецким и русским языками. Японским я совершенно не владею, — недоуменно пояснил Мориц, на что получил неожиданный и обескураживающий ответ:

— Ну какая разница: немецкий, японский! Это же иностранные языки. У вас есть опыт работы с военнопленными, вы справитесь. Можете идти.

К счастью, Мориц вскоре был направлен для продолжения службы в аппарат Советской военной администрации в Германии. Судьба сталкивает его со старым знакомым по детским и юношеским годам в Москве. Это младший брат Маркуса-Миши Вольфа — Конрад Вольф, как и Мориц, офицер Красной армии. Они вместе ведут политико-идеологическую воспитательную работу среди немецкого населения. После демобилизации в 1947 году Мориц продолжил прерванную войной учебу в мединституте, успешно защитил кандидатскую диссертацию. Он любимый ученик советского уролога с мировым именем Анатолия Павловича Фрумкина. Мориц и не планировал возвращение на свою действительную родину. Часть его родственников, любимая тетя Анна, двоюродные сестрички Рут и Эллю нашли смерть в печах Освенцима. Прошли годы, и в его жизни появилась Соня. Эту голенастую девчонку из младших классов школы имени Карла Либкнехта он давно потерял из виду… Они встретились вновь в Москве уже состоявшимися молодыми специалистами. Соня тоже училась в Первом мединституте. Начала учебу в эвакуации, когда Мориц был на фронте. Биографии их схожи. Она ребенком вместе с родителями — немецкими коммунистами эмигрировала в Советский Союз, ставший для нее второй родиной. Но если для Морица, прошедшего комсомол, фронт, члена партии коммунистов с 1943 года, были открыты все дороги, то над головой Сони Мушкатблат, рожденной в Германии в еврейской семье, способного и одаренного врача-микробиолога, как проклятье висела 5-я графа анкеты — препятствие для ее служебного и научного роста.