Георгий Санников - Без протокола: невыдуманные истории рассказывают дипломат Александр Богомолов и разведчик Георгий Санников

Летом 1962 года я попросил посла Первухина разрешить мне показать Софи Либкнехт Западный Берлин. «Нет проблем», — ответил он. Таким образом, в один из вечеров мы отправились в Западный Берлин. Приблизительно час мы колесили на автомобиле по городу во всех направлениях, посетили крупнейший в городе универмаг КДВ. На Курфюрстендамме Софи попросила остановить машину. Мы вышли на правую сторону улицы напротив неоновой рекламы фирмы «Саламандра». «О, Александр, Александр, здесь все выглядит так же, как и раньше! Невозможно поверить. Только того дома, в котором мы жили с Карлом, больше здесь нет. Это было давно, очень давно». Ее глаза наполнились слезами.

Я постарался отвлечь ее от печальных мыслей: «Софи, вы, наверное, проголодались?» — «Честно говоря, да», — заметила она, и мы отправились в близлежащее кафе. Потом мы вернулись в Восточный Берлин. В дальнейшем мы с ней совершали такие «заграничные поездки» еще дважды.

Да, конечно же! Я в восторге от цирка. Акробат прекрасен! — звучит как музыка в моих ушах. Но в последующей истории речь идет не о немецком цирке, а об одном из советских послов. Он пребывал в столице ГДР с 1962 по 1971 и с 1975 по 1983 год.

Козьма Прутков сказал: «Что могут сказать о тебе хорошего, коли ты сам о себе ничего сказать не можешь?» Советский посол в Берлине, Петр Андреевич Абрасимов решил опровергнуть это умное изречение. Он увековечил свое имя еще при жизни тем, что велел установить в фойе советского посольства на Унтер-ден-Линден мраморную мемориальную доску, надпись на которой упоминала его имя дважды.

На коктейле в советском посольстве в Бонне по случаю приезда А. Богомолова и отъезда пресс-атташе Г. Владимирова. В центре — Нина Богомолова. ФРГ, Бонн 1966 год

Семья Богомоловых в редкие минуты отдыха. Сын Никита в гостях у родителей в Германии в школьные каникулы. В руках у Никиты декоративная кружка с пивной пеной из пластмассы. ФРГ, Мюнхен 1966 год

Саша любил детей и часто их сам фотографировал.

Он не мог пропустить международную фотовыставку, посвященную детям, выбрав профессионально нужный ракурс. Германия, Бонн 1960-е годы

Беседа посла в ФРГ С.К. Царапкина (в центре) с федеральным министром правительства ФРГ Хорстом Эмке. Слева — А. Богомолов. ФРГ, Бонн 1968 год

Встреча с руководителем концерна Круппа Бертольдом Байтцем. Слева направо: владелица ресторана, в котором проходили встречи высоких политиков, Б. Байтц, советник-посланник А.П. Бондаренко, советник посольства А.Я. Богомолов. ФРГ, Бонн 1968 год

Пресс-атташе советского посольства в Бонне Александр Богомолов с женой Ниной — гости редакции газеты «Бильд-Цайтунг». ФРГ, Гамбург конец 1960-х годов

Прием в советском посольстве в Бонне в честь 100-летия со дня рождения В.И. Ленина. Справа налево: вице-канцлер ФРГ Г. Геншер, посол С.К. Царап-кин, советник посольства А.Я. Богомолов, канцлер ФРГ В. Брандт, советник-посланник А. П. Бондаренко. ФРГ, Бонн 1970 год

Функционеры партийного аппарата ГДР не очень-то доверяли Абрасимову, потому что иногда он разбалтывал их тайны. Они предпочитали в период исполнения Абрасимовым его служебных обязанностей ездить в Москву и обсуждать там свои проблемы с работниками отдела ЦК КПСС. В начале 1970-х годов я работал в Центральном аппарате партии и знал все это. Функционеры СЕПГ тайком называли Абрасимова за его грубость и наглость «губернатором». Советское руководство, по крайней мере некоторая его часть, также не доверяло ему каких-либо серьезных дел.

В конце 1980 года в Москве состоялись переговоры Леонида Ильича Брежнева с одним из членов Политбюро ЦК СЕПГ. Меня послали в Берлин, чтобы устно ознакомить посла Абрасимова с записями этих переговоров, но саму стенограмму ему не отдавать. Ее я лично должен был доставить на следующий день обратно в Москву. На этот счет мне были даны строгие инструкции. Я соответствующим образом проинформировал об этом посла. Перед тем как выйти из берлинского посольства, я передал этот документ в секретариат, где хранились секретные документы. Я попросил секретаршу, которую знал уже в течение многих лет, не отдавать конверт никому, даже самому послу. В том случае, если он ночью будет спрашивать о моих бумагах, ей следует сказать, что она вообще меня не видела и не знает, что я в Берлине. Я же остановился на квартире одного своего товарища. На следующее утро я узнал, что Абрасимов действительно позвонил среди ночи этой секретарше и спросил ее о стенограмме. Кроме того, он справлялся, работает ли в секретариате копировальный аппарат. В Москве знали, с кем имеют дело!

Для меня всегда было удивительно, как люди типа Абрасимова делают карьеру. Как мог такой тип сделаться первым секретарем одного из областных комитетов партии, в течение многих лет занимать должность посла, а перед уходом на пенсию стать министром? Довольно очевидно, что для этого надо было иметь протекцию на самом верху. Вероятно, самого высокого покровителя Абрасимова звали Константин Черненко.

По-моему, это было в 1980 году, когда мой начальник в аппарате ЦК Шахназаров попросил изложить ему письменно мое мнение об автореферате докторской диссертации Абрасимова. Работа освещала тридцатилетний период развития отношений между СССР и ГДР. Реферат составлял 50 страниц машинописного текста. Мой «приговор» занял всего одну машинописную страницу: во-первых, работа представляет собой плагиат, во-вторых, отсутствовало указание степени секретности, в-третьих, в ней разглашались государственные тайны. Так, Абрасимов привел некоторые критические высказывания Брежнева в адрес руководства ГДР в ходе его встречи с Эрихом Хонеккером в Крыму. Менее высокопоставленные авторы за такие вещи строго наказывались.

Шахназаров упрятал изложение моей точки зрения в письменный стол. Однако заместитель начальника отдела, которому я дал копию моего заключения, дал ход делу: об этом узнала Комиссия партийного контроля. Когда Академия общественных наук при ЦК КПСС объявила о защите докторской диссертации, я, будучи тогда исполняющим обязанности заведующего сектором отдела, способствовал тому, что мой коллега поставил в известность о нашем вердикте ректора Академии Вадима Медведева. Он изложил ректору три упомянутых выше пункта. Как рассказывал потом мой коллега, Медведев сначала внимательно выслушал его, а затем сказал, что ему уже много раз звонил член Политбюро и секретарь ЦК КПСС Черненко и спрашивал, почему все время откладывается защита докторской диссертации Абрасимова. Мой коллега посоветовал назвать в качестве причины этого нашу оценку. «Вы сможете сделать это, когда сами окажетесь на этом месте», — сухо отреагировал Медведев и при этом показал на свое кресло. Защита состоялась. Присутствовавшие на ней доктора и профессора пришли в полный восторг. Один из них даже выразился в том роде, что эта работа якобы представляет собой нечто новое в советской исторической науке. Это, право же, не было преувеличением, если принять во внимание то, что ученые Академии никогда прежде не использовали шифрованные телеграммы или секретную дипломатическую почту. Понятно, что их привели в неописуемый восторги растрезвоненные Абрасимовым секретные строки переговоров Брежнева с Хонеккером.