Александр Петрович Колотов - Из рукописей моей матери Анастасии Николаевны Колотовой. Книга 1

— Надо воды принести, — говорила я. Сын забирал ведра и непременно ворчал:

— Пусть Толька носит. Чего все меня заставляешь?

Чувствуя холодное к нему отношение, он и сам становился грубее. Я возмущалась, стыдила его, но это помогало мало. Надо была кончать с таким положением. Это понимала я, наверно, понимал и Саша. Я видела, что его тяготили такие отношения. Как-то раз он попросил денег на кино. Я промолчала, а потом начала:

— Саша, неужели ты не понимаешь, как оскорбил меня, решив самовольно уйти из колхоза? Ты даже не подумал обо мне, о том, как мне, твоей матери, будет неприятно. О Вове Меньшикове ты сразу вспомнил, когда тебя стали отправлять обратно, а вот обо мне и не вспомнил. Я ведь обиделась на тебя не столько за то, что ты не послушался меня и побежал к Вовке, сколько за то, что о нем сразу подумал, а обо мне нет. Какой же ты мне сын после этого? Как что, тебе мама нужна, а тут не нужна стала. Ты даже не извинился за свой поступок.

Сын задумался. Верно мои слова заставили его по другому посмотреть на свое отношение ко мне, на свое поведение.

Потом он ответил:

— Погоди, мама, дойдет до меня все это, я извинюсь, а пока не дошло.

Я тяжело вздохнула:

— Ну что же, буду ждать, когда дойдет.

После этого разговора отношения немного улучшились, но Саша нет-нет, да и срывался на грубость. Время шло, а конфликт продолжался. Неожиданно разрешился он взрывом.

Был субботний день с поломытием и баней. Ребята пришли из школы и как всегда принялись за уборку. Они уже заранее знают, кому и что делать.

— Сегодня я буду менять постельное белье. Не забудь, Саша, выстирать себе простынь и наволочку. Спать будешь пока без простыни, — спокойно сказала я.

— Ладно. Знаю уже. Чего все время напоминаешь? — грубо ответил Саша.

— Как ты со мной разговариваешь? — возмутилась я.

— А как еще надо? — снова грубо ответил сын. — Ты сама со мной грубо говоришь.

И тут я взорвалась.

— А ну-ка скажи, — подступила я к нему, — когда я с тобой грубо разговаривала? Чего молчишь? Говори!

Саша молчал.

— Разве я начала с тобой грубо разговаривать? Ну, чего молчишь? Говори! Говори, тебе говорят!

Я схватила тряпку и замахнулась на него. Саша быстро поднял руки для защиты. Я ударила его.

— А ну отпусти руки! — приказала я, замахиваясь снова. — Отпусти!

Я уже не владела собой. Саша, молча, опустил руки. Он весь напрягся и побелел.

Я бросила тряпку, выбежала на кухню и разревелась.

— Господи, да за что же мне такое? — причитала я, опускаясь на стул беспомощно. — Разве я этого ждала от своих сыновей?

И тут неожиданно ко мне подошел Саша. На его глазах блестели слезы.

— Извини меня, мама. Я больше не буду…

И он заплакал вместе со мной, заплакал в первый раз с того времени, как начал взрослеть.

— Думаешь легко мне вот так поднять на вас руку? Разве я этого хотела? — говорила я сквозь слезы.

— Это ведь с осени всё тянется, — отвечал Саша.

— Конечно, с осени. Вот видишь, как плохо бывает, когда человек сделает, не подумав о других. И давай договоримся, чтобы никогда больше этого не делать. И грубость ты свою оставь. Ни к чему она нам.

Наконец-то рухнула стена отчужденности, разделявшая нас в течение нескольких месяцев, и восстановились прежние отношения!

Будто гроза пронеслась над нами, стало сразу легче дышать.

Я не раз еще возвращалась к этому случаю, стараясь выяснить все подробности и причины поведения сына.

— Саша, кто это надумал у вас сбежать тогда из колхоза? — спросила однажды я.

— Как кто? Мы все сразу решили.

— Так же никогда не бывает.

— Не бывает, а вот было, — ответил сын, уклоняясь от разговора.

После долгих раздумий я пришла к выводу, что это мог сделать только Жуйков Саша, ученик 10го класса. Наш Саша не сделал бы этого, потому что с детства приучался, как и остальные дети, не отделять себя от коллектива. Вова Меньшиков не решил бы уйти из трусости, и я уверенно сообщила сыну через некоторое время:

— Я знаю, кто тогда вас сговорил уйти.

— Кто?

— Жуйков.

Сразу, по удивленно вскинутым на меня глазам Саши, я поняла, что угадала.

— А как ты узнала?

— Да вот так и узнала. Мать всегда все узнает о своих детях.

— Плохо, конечно, мы тогда сделали, — признался Саша.

— Но меня постоянно беспокоит мысль, — продолжала я, — как ты мог сговориться на такое дело, как мог не устоять против этого? Вот уж никак не ожидала, что мой сын не сможет устоять против чего-то плохого. Значит, тебя можно сговорить вообще на любой плохой поступок?

— Ну, уж нет.

— А что? И сговорят. Как тут. А твой друг Меньшиков. Ну и друг! Сбегать, так вместе сбегали, а как обратно стало надо возвращаться, так не поехал. И Саша не нужен стал. Даже и не подумал, как стыдно тебе будет появляться перед ребятами одному. Какой же он друг, если думал только о себе?

Я давно была недовольна дружбой Саши с Вовой, избалованным, довольно изнеженным и распущенным мальчиком, и тут постаралась воспользоваться случаем, чтобы отдалить сына от него.

— Нечего ему больше к нам ходить, раз он может сговорить тебя не на хорошее, а на плохое дело, а ты не можешь устоять перед этим плохим. Какие вы друзья?

Саша промолчал, но Вова после того случая у нас не появлялся, а Саша перестал с ним дружить и бывать у них.

В этом же году Сашу приняли в комсомол. Он показал мне комсомольский билет и бережно провел рукой по его корочке.

— Тебе не напомнили, когда принимали в комсомол, как ты сбежал из колхоза? — поинтересовалась я.

— Напомнили.

— И, наверное, тебе здорово попало за это?

— Нет, просто так только отечески пожурили, — шутливо ответил Саша.

И я подумала, что, пожалуй, совсем неплохо сделала, заставив сына испить горькую чащу за его поступок и о многом поразмыслить.

— Мама, идти или не идти мне в поход с ребятами? — спрашивает Толя. — Что-то не хочется. Я лучше бы рыбачить пошел.

— Ну, как это не идти, если все идут? Надо идти!

— В том-то и дело, что не все.

— Пусть не все. Есть, конечно, такие отщепенцы, которым наплевать на коллектив. Ты что, тоже хочешь быть таким? Надо идти. В походе ведь тоже можно рыбу ловить.

И Толя начинает собирать рюкзак.

Мальчики приезжают с копки картофеля домой.

— Все ездили из вашего класса? — спрашиваю я у Толи.

— У-у, много не ездило. Я, пожалуй, тоже в следующий раз не поеду.

— Ну, во-первых, не так-то уж много, наверное. Во всяком случае, большинство ездило. Так?

Сын утвердительно кивает головой.

— А во-вторых, разве это плохо, что вы помогли колхозу? Мы же колхозный хлеб едим, и почему не помочь, если можно? И совсем неплохо подышать воздухом колхозных полей. А простор там, какой! Красота!

Все наши дети учатся хорошо. Только Вове труднее даётся русский язык, а Толя не всегда ладит с физкультурой. Растет он крепким, здоровым мальчиком, но медлительным, сутуловатым и каким-то тяжелым.