Александр Петрович Колотов - Из рукописей моей матери Анастасии Николаевны Колотовой. Книга 1

— Это я ведь в шутку делаю, — оправдывается он.

— Даже в шутку этого нельзя делать, — убеждала я Петра, — чтобы ребята и мысли не допускали, что можно соврать.

И радуюсь я, что дети растут честными.

Всю жизнь моей первейшей заботой было уберечь детей от пьянства, воспитывать в них отрицательное отношение к выпивке. Это было сделать тем более трудно, что у Петра не было такого отношения к пьянству, наоборот, он сам любил напиться допьяна, но воздерживался от этого, зная моё бескомпромиссное осуждение пристрастия к спиртному. Знал он и то, что я не прощу ни одного случая его выпивок, хотя это стоило мне здоровья и большого напряжения духовных сил.

Я старалась всегда при детях резко отрицательно реагировать на увлечение спиртным и радовалась, что не замечала у детей стремления испробовать спиртного.

— Неужели, мальчики, и вы у меня не устоите против этой чумы? — говорю я Толе.

И он очень серьезно, как взрослый, отвечает:

— Попробуем, мамочка, устоять.

И все же Серёжа не устоял перед искушением познать состояние опьянения.

Дело было весной. Серёжа уже кончал девятый класс. Всем ученикам его класса за работы в лесничестве выдали по 2 рубля. Пятеро мальчишек сговорились потратить эти деньги на покупку водки. Среди них был и мой Сергей.

В этот вечер я пришла домой поздно. Сыновья сразу же сообщили мне, что Серёжа пришёл пьяный. У меня упало куда-то сердце.

— Ну вот, ещё этого не доставало! — вырвалась, как стон, у меня.

Я кинулась в детскую. Серёжа спал на кровати. От него по всей комнате распространялся винный запах. Я потрясла Сергея за плечи, пошлепала по щекам, пытаясь выяснить, где он так напился и с кем, но он только скулил, как щенок, и продолжал лежать, не открывая глаз.

Ребята окружили нас, притихли. Надо было что-то немедленно предпринимать, сделать так чтобы и у Серёжи в будущем, и у младших детей никогда больше не появилась охота напиться.

«Что делать?» — мучительно размышляла я.

Знала, что отец отделается своей всегдашней фразой: «Нехорошо так, Серёжа делать» и всё.

Из ряда вон выходящий поступок требовал самого сурового наказания.

После долгих раздумий я решилась на крайность.

Утром Серёжа поднялся с постели позже всех. Ребята настороженно ждали, что я предприму.

— Так вот, Серёжа, ты знал, что я никогда не допущу, чтобы мои сыновья пили, — начала я твердым голосом. — Если ты допустил такое, значит ты мне больше не сын. Собирайся и уходи, чтобы больше я тебя в нашем доме не видела, — отсекла я.

— Ну и уйду.

— Иди.

Серёжа надел старенький худой пиджачок, фуражку и ушёл. На уроках он в тот день не был.

Наступил вечер, а Серёже не появлялся.

«Ну что же, пусть помучается, походит», — размышляла я.

— Вот ищи, давай теперь его, — упрекал меня Петр. — Ещё сделает с собой чего-нибудь.

Конечно, это было очень жестокое наказание, но я не могла допустить, чтобы ещё кто-то из моих сыновей сделал подобное. Я знала, что Сергей никогда не решится уйти куда-то в таком костюме. Для него страшно всегда было навлечь на себя позор. Не мог он, и сделать что-то с собой. Как правило, самоубийством кончают слишком замкнутые ребята или слишком своевольные и изнеженные дети. Серёжа не был таким.

— Не пойду. Хочешь, чтобы у тебя дети пили, ищи сам, — возражала я мужу, — а у меня не будет таких детей.

Дети, молча с каким-то ожиданием, следили за нами. Пётр все же решил поискать Сергея. Вернулся он поздно вечером без него.

Мне очень хотелось расспросить мужа, где он был, спрашивал ли кого о Сергее, видел ли кто его, но я сдерживалась и делала вид, что не заметила поисков сына.

С тяжёлым чувством на душе мы все легли спать. Но уснули только дети. Пётр с полночи ушёл на работу. Я забылась только под утро.

Сквозь сон я услышала, что кто-то позвал меня. Открыла глаза. У кровати сидел Сергей. «Пришёл!» — облегчённо вздохнула я про себя.

Сын сидел жалкий, осунувшийся. Одежда запачкана сажей, лицо в грязных пятнах и комариных укусах.

«Не легко и тебе, сын, досталась эта ночь», — подумала я про себя, представив его себе у костра, с тяжёлым похмельем, в тучах комаров, от которых трудно было избавиться даже при помощи дыма, но не жалела, что заставила его пройти через это. «Пусть навсегда свяжется в твоем сознании выпивка с этой трудной ночью, чтобы никогда у тебя больше не появилось желание повторить подобное», — проносилось в голове.

— Мама, извини меня, — тихо произнес сын.

Я не торопилась отвечать.

Серёжа по-своему понял моё молчание. Сейчас он больше всего боялся, что я встану и снова выгоню его из дома.

— Мама, ну ты поверь мне, мама, что я больше никогда, да никогда, не сделаю этого, — торопливо договорил он, — ты только поверь, вот увидишь.

— Тогда рассказывай всё, как было: где взяли деньги, с кем пил, сколько выпили, — приказала я.

Серёжа, ничего не утаивая, рассказал всё.

Я тяжело вздохнула.

— Ну что же, посмотрим. Иди, собирайся в школу.

Сын с облегчением вышел из спальни.

Днём к нему пришли друзья, с которыми он выпивал.

— Вот что, ребята, — сказала я им, — раз вы не умеете по-настоящему дружить, чтобы я вас больше с Серёжей не видела.

В сильном смущении, чувствуя свою вину, ребята поднялись с места. Серёжа и вправду не допускал больше выпивок, ни в десятом классе, ни после окончании его, поступив на работу.

Как-то раз у нас собрались гости. Они сидели в комнате, а Сергей, вернувшись с работы, ужинал на кухне.

— Я подам ему стопку? Он ведь уже сейчас совсем взрослый, — спросил меня Петя.

Мне интересно было, как Серёжа отнесётся к этому, и я разрешила. Петр быстренько налил стопку водки и унёс на кухню. Но Серёжа наотрез отказался пить водку.

— Налей лучше немного красного, — попросил он отца.

— Что же ты белое не стал пить? — спросила я, выходя на кухню.

— Сама отучила так.

И всё же Серёжа сорвался ещё раз. Об этом я узнала совсем случайно, спустя два с лишним года.

В учительской зашел разговор о пьянке.

— В том, что пьют наши мужья и дети, виноваты, прежде всего, мы, женщины, наша мягкость, нетребовательность и примиренческие отношения к пьянству, — доказывала я.

— Не говори-ка лучше. В какую компанию попадут, так и будут делать, — возразила Сагида Михайловна.

— В рот ведь им никто не наливает. Сами не захотят пить и не будут, а захотят — ничего с ними не сделаешь, — доказывали мне и Г. М. Кудрявцева, и Н. М. Жуйкова, и В. И. Галимова.

Ох, уж это мне «сами не захотят». Оно всегда выводит меня из себя. Как часто люди, как щитом, прикрывают свои равнодушие и пассивность этим: «Сами не захотят, ничего с ними не сделаешь».

— Нет, само собой это, «не захотят» в голову не придёт, — убеждала я. — Надо сделать так, чтобы им не захотелось пить при тебе, чтобы у самой жены или матери была непримиримость к пьянству. Тогда и дети не будут пить, и муж будет воздерживаться от выпивок. Не пьёт же у нас Петр и сыновья тоже.