Александр Петрович Колотов - Из рукописей моей матери Анастасии Николаевны Колотовой. Книга 1

Не знаю, напишите или нет, хватит сердиться, надо жить в мире.

Поздравляю маму с праздником 8-ого марта!

Света. 6/III-80 г.»

Письмо, будто выплеснуто доброй обидой из глубины души, несказанно обрадовало меня.

«Здравствуйте, родные», — пишет. Значит, считает родными, не только отца, но и меня, свою мачеху, раз обращение к обоим. Обрадовала обида, что не зашла к ней, и то, что никакие-то материальные соображения, а потребность духовного общения с близкими людьми заставили написать это письмо. Порадовало и то, что первой сделала шаг к примирению. И хотя покоробили слова «сердиться», «дуться», которыми характеризовала Светлана наши отношения, теплое чувство к падчерице согрело душу.

Не могла я не откликнуться на такое письмо.

«Ты пишешь, что давно забыла уже все обиды, и упрекаешь меня, что я их долго помню, но ведь ты учти, что я на много лет старше тебя, а старшие люди гораздо глубже переживают обиды и дольше помнят их», — писала я.

Писала о том, что добрых-то слов после тех, недобрых, я так и не услышала.

«Согласна с тобой, что надо жить в мире и что мы не чужие, но ведь не я виновата в нашем отчуждении. Если помнишь, я никогда не писала тебе недобрых писем, не говорила тебе обидных слов. Обижаешься, что не захожу к тебе узнать, как живете, посмотреть новую квартиру, но разве ты приглашала когда-нибудь на свою квартиру?» — писала в своем ответном письме.

В конце августа привезла к сыну его дочку, находящуюся у нас до школы. Вот и дождались мы, что нашей внучке Алёнушке подошла пора идти в 1-ый класс.

Едва успела перешагнуть порог Колиной квартиры, как появилась наша Светлана. Будто караулила мой приезд.

— Мама, зайдешь ли ты к нам-то? — спросила!

— Почему не зайти, если пригласишь.

— Вот я и приглашаю: приходи, — попросила моя, уже снова не падчерица, а дочка.

— Завтра я сама после работы зайду за тобой. Ты не уйдешь никуда?

— Не уйду.

И вот я у Светланы. В отличной благоустроенной квартире со всеми удобствами: горячая и холодная вода, газ, ванна, отдельно туалет, две изолированные комнаты, прекрасная обстановка (несколько лет копила на нее деньги).

Порадовали чистота и порядок в квартире.

«Вот это наше. Не зря приучала ее к этому», — подумала удовлетворено.

Девочки были дома. Встретили настороженно. Ждали, видимо, упреков с моей стороны и готовились к ним.

Но я постаралась призвать на помощь всю свою доброжелательность и чувство такта, какое было во мне (а его у меня, признаться, не так-то уже много), и скоро наша беседа приняла непринужденный характер.

Светлана показала кухню. Большая (хоть танцуй), удобная. На холодильнике на газете лежали мелко нарезанные кусочки хлеба.

— А это для чего? — поинтересовалась я.

— Сушу.

— А потом куда деваете?

— Как — куда? Едим с супом. У меня ни одна корочка зря не пропадет.

«И это мое», — снова подумала я, вспомнив, какими кусками выбрасывают хлеб у Коли.

В конце нашей беседы сообщила дочке, что купила муки и не могу найти ящик, чтобы отослать ее домой.

— Возьми у меня, — предложила Светлана. — У меня есть, если подойдет.

И повела на балкон.

Там стояли аккуратно сложенные ящики от присланных ей посылок. Сохранила и крышки от них.

«Вот молодец. Совсем как у нас. Света с Колей давно бы уже все выбросили, а эта бережет», — опять с удовлетворением подумалось мне.

Мое посещение подходило к концу.

— Мама, приходи ко мне, — попросила Светлана. — К Коле ездишь, а почему не ко мне?

— Так к Коле же ближе идти.

— Ничуть не ближе, — запротестовала дочь.

— И квартира у Коли была больше твоей, — продолжила оправдываться я. — Ну, сейчас можно и к тебе заезжать. Места для ночлега хватит: две кровати простые стоят.

Уже одеваясь, снова стала свидетелем проявления еще одной черты, вынесенной из нашей семьи.

— Куда бы мне вот это пальто деть? Совсем новое, а мало стало. Никому не подходит.

Наша сноха Света, Колина жена, давно бы уже в комиссионный за полцены сдала, а эта не хочет. И опять это наше, мое. «Сколько же хороших черт ты вынесла из семьи и сохранила в себе? Нет, не чужая ты мне, а своя, родная».

И теплое чувство близости к дочери снова согрело душу.

Узнала, что Ирина, одна из дочерей Светланы, много читает, умеет кроить и шить. И учится лучше своей сестры Марины.

«А я-то было, обеих отождествляла, на обеих свою обиду распространила», — упрекнула себя.

И вот уже к Ирине повернулась душа.

Расстались мы друзьями.

На редкость мягкой стоит нынче зима. Температура очень редко снижалась за отметку -10; и то на очень непродолжительное время.

Новый 1981-ый год встречала в деревне Коршунове, одна, в чужом доме.

Не удивительно ли, имея мужа и стольких детей, встречать Новый год одиночкой!

А вот и так бывает.

Заведующая сортоучастком вышла в отпуск и решила поехать встречать Новый год к своей сестре, а меня попросила подомовничать. Толю она попросила поехать с ней. Вот так я и осталась одна.

После окончания института предпоследний сын Анатолий был направлен, как я уже писала, на работу агрономом на сортоучасток в деревню Коршуново Балезинского района. Сортоучасток находится на землях колхоза «Мир».

Трудно привыкал сын к жизни в деревне. Он, уроженец поселка городского типа, никогда не жил в сельской местности среди полей и нив.

Положение осложнилось еще и тем, что в деревне не было ни одной русской семьи. Жили здесь одни удмурты.

В его же родном поселке подавляющее число составляют русские. Правда, есть и удмурты, но они составляли очень незначительную часть населения поселка. Больше было татар.

Больше всего меня беспокоило, сможет ли сын работать агрономом, найдет ли удовлетворение в этой профессии. При первом же посещении сына постаралась узнать это.

— Ну, как он здесь работает? Как к делу относится? Получится ли из него агроном? — сразу же по приезду к сыну начала расспрашивать заведующую сортоучастком, уже не молодую, приветливую женщину.

— Хорошо работает. И агроном из него не плохой выйдет. Вот до него посылали сюда агронома, тоже молодого, так тот больше к машинам и механизаторам льнул, а этот нет. Этот все больше с растениями возится, садит, пересаживает, расспрашивает о них.

— Ну что же, хорошо. Привыкнет, и будет работать в деревне.

— Не-е-т, — протянула заведующая, — не хочет он оставаться здесь. Хочу, говорит, самостоятельной работой заняться. Мне, говорит, такая работа не нравится, не останусь я тут, учиться поеду.

Не нравилось сыну и удмуртское окружение. Ему, не знавшему, по — удмуртски ни слова, было трудно общаться с людьми, чувствовать себя свободно.

— Они говорят между собой, а я, как дурак, среди них: слушаю, а ничего не понимаю. Может, они про меня говорят. То ли дело среди русских.