Игорь Рабинер - Герои не нашего времени. Харламов, Тарасов, Яшин, Бесков в рассказах родных, друзей и учеников

Он и вправду оказался волшебным. Как и домашняя выпечка Татьяны Харламовой. Но главное — ее рассказы о брате, младше которого она всего на год, и о его времени.

А уже после интервью у меня перехватило дыхание, когда на стене комнаты, у огромного портрета Харламова в офицерской форме, я увидел десятки завоеванных им медалей. И рядом — крохотное изображение майки футбольного клуба «Атлетик» из Бильбао, на который в детстве, прожив год у дедушки с бабушкой в их родной Испании, он ходил. После чего остался к нему неравнодушен, пусть и за железным занавесом, до конца своей трагически короткой, всего лишь 33-летней жизни…

Борис и Бегоня Харламовы назвали сына Валерием в честь знаменитого летчика Чкалова — этот факт Татьяна Борисовна подтвердила. И добавила:

«А меня Татьяной — сейчас упадете — в честь Татьяны Лариной. «Евгений Онегин» был первой оперой, которую мама слушала в Большом театре. И так ей понравился этот образ, что назвала этим именем дочку. Но я его не оправдала. Мама говорила, меня надо было Сорванцом назвать. Потому что в школу ее каждый раз вызывали не из-за Валерки, а из-за меня».

Спрашиваю, большое ли мужество потребовалось папе Харламовых, Борису Сергеевичу, чтобы начать встречаться с испанкой. В ответ слышу:

«Их ведь до рождения Валерки даже не расписывали. Потому что мама — иностранка. У нее, по-моему, до 67-го года не было советского гражданства — только вид на жительство. Каждые полгода нужно было отмечаться в испанском посольстве. Валера родился 14 января, а 2 февраля пришла правительственная телеграмма: «Вам разрешено зарегистрировать брак и ребенка». И 3 февраля они расписались.

А любовь у них была с первого взгляда. Они увидели друг друга на вечеринке в клубе «Красная звезда». Работали на одном и том же заводе. Мама стоит с подругой Кармен и спрашивает: «А что это за парень такой — кудрявый, в хромовых сапогах и кожаной куртке?» — «Да это друг моего брата, работает в таком-то цехе, играет в футбол и хоккей». И тут мама ей говорит: «Он будет моим».

А папа в это время встречался с другой испанкой! На той вечеринке он был с Маноло, братом Кармен. И говорит: «Что за девчонка с твоей сестрой стоит?» — «Да не знаю, ее подруга с нашего завода». А папа: «Она будет моей!» И приглашает ее на танец: «Утомленное солнце…» С тех пор они вместе».

Вячеслав Фетисов вспоминал, что Харламов на закате карьеры не раз говорил ему о желании уехать в Испанию и развивать там хоккей. Упоминаю об этом в разговоре с Татьяной Борисовной — и оказывается, что в точку.

«Как раз в последний год его жизни, в 81-м. Я-то с 1970 года каждый год ездила в Испанию, как и мама, а он с детства не был. Ему не разрешалось, потому что — военный. Помню, как Валерка говорил: «Последний год доиграю, Танька, и мы с тобой в Бильбао поедем. Будем оформлять документы». Он очень хотел в Бильбао, очень. Так запала ему в душу та детская поездка.

Тем более что и друг-испанец у него там был — по имени Хави. Он уже тоже умер, а раньше был вратарем в местном «Атлетико». Когда мы были в Испании, он жил этажом выше нас, и они с братом все время в футбол гоняли. В 81-м Хави был жив-здоров, и Валерке не терпелось его увидеть и пройтись вместе по всем родным местам.

Когда приезжаешь, видишь этот дом, проходишь по этой улице — эмоции невероятные. Вспоминаешь, как каждое воскресенье идешь утром в церковь, тебя все угощают — кто конфетками, а кто и монетками. Так заведено. Валерка, правда, всегда шел мимо церкви. А я — туда, обязательно. Клаудио, настоятель храма, не начинал, спрашивал: «А где русита?» — то есть русская. Приду — начинает. Племянница Бегонька приезжала, я ей все показывала — она плакала, у нее мурашки по всему телу были. И рынок на том же месте — да все! Бильбао очень изменился, но как-то так вышло, что все харламовские места какими были, такими и остались».

Мама Харламовых в разговорах с детьми нечасто вспоминала, как в 12 лет приехала в СССР. Единственное, по словам Татьяны Борисовны, — что в Одессе, куда приплыл пароход с отправленными подальше от гражданской войны испанскими детьми, жила в детском доме. Относились к ним радушно, но все это было не то.

Ведь в Бильбао ее семья жила в многокомнатном доме, у обеспеченных родителей. Но, когда началась гражданская война, отец был на стороне республиканцев, и маму отца, то есть бабушку Харламова, посадили в тюрьму. Мама Валеры, испанская пионерка, оказалась на улице. У сестры Харламова до сих пор хранится ее пионерская книжечка.

«За ними гонялись, — вспоминает Татьяна Борисовна. — Бильбао, Сан-Себастьян, Сантандер, то есть страна басков, — это был самый эпицентр гражданской войны. И детей старались спасти, отправляли их в Советский Союз целыми пароходами. Правда, родственники все равно обвиняют бабушку с дедушкой, что не спрятали ее, что разрешили уехать. Но как знать, что бы с ней было, где бы она оказалась.

Мама двадцать лет, с 36-го по 56-й, ничего не знала о судьбе своих родителей. Какая там была история! Когда испанских детей во время Великой Отечественной войны эвакуировали из Саратова в Тбилиси по Волге, было три парохода. Два попали под фашистскую бомбежку. И в Испанию сообщили, что все дети погибли. А мама — единственный ребенок в семье.

Она была на третьем пароходе.

Когда закончилась война, повзрослевшие дети хотели уехать. Но Сталин сказал: «Мы брали детей у республики — республике и отдадим. А там — Франко». И только в 53-м, когда Сталина не стало, Красный Крест начал заниматься этим вопросом. Эта организация договорилась с советским правительством: кто хочет поехать на родину — пожалуйста. Так дедушка с бабушкой и узнали, что их дочка жива.

Мы с Валеркой и мамой поехали в 56-м первым же пароходом из Одессы, «Крым» назывался. Момент приезда в какой-то город на Гибралтарском проливе вижу как сейчас. Огромный коридор. С одной стороны — те, кто приехал, с другой — те, кто встречает. Между ними — железные ограждения. Надо же проверить документы, соблюсти формальности.

Так получилось, что мама увидела через эти ограждения в толпе своего отца, нашего дедушку. И как закричит! И они бегут друг другу навстречу, и перепрыгивают через все преграды. И потом все — за ними. И людей уже никто не может остановить».

Чистое кино, не правда ли? Но к фильму «Легенда № 17» и его испанской части мы еще вернемся — и очень скоро. Пока же продолжим об этой совершенно уникальной для советского мальчишки семейной истории. И о детской поездке в Испанию, которая так глубоко запала в сердце Валере и Тане.

«Приняли в Бильбао нас очень хорошо. А условия какие — семь комнат, кладовка… На одну семью! Как можно после такого вообще возвращаться в коммуналку на 25 человек? Маленькие были. А главное — папа. У нас был замечательный отец, добрейший. Все, кто его знал, не могут не отзываться о нем с восторгом. После ухода мамы мы вместе прожили еще 20 лет, и мне с ним было не просто легко жить, а весело. У него на каждое слово была шутка, сам он не мог обижаться. И всем был доволен. Всегда. Это самое главное.