Элтон Джон - Я – Элтон Джон. Вечеринка длиной в жизнь

Это была вершина всего, и мне хватало ума понять, что такое не может продолжаться вечно – по крайней мере, на столь высоком уровне. Высшая точка успеха – всего лишь миг; не важно, кто ты и насколько ты велик, но твое имя не навсегда обосновалось в первых строках чартов. Кто-то обязательно придет на смену. Я ждал этого момента и не боялся его. И почти с облегчением встретил новость о том, что второй сингл с альбома Rock of the Westies , Grow Some Funk Of Your Own, не стал громким хитом. Для начала, я страшно вымотался – устал от гастролей, от бесконечных интервью, от моей личной жизни, которую сам превратил в кошмар. С другой стороны, я никогда не стремился выпускать хитовые синглы. Я – автор альбомов, в моем послужном списке значатся Tumbleweed Connection и Madman Across the Water . Но, сам того не желая, я стал машиной по производству синглов – еще один, и еще, и еще, и все они писались без малейшего намерения создать хит.

Хотя, по правде говоря, однажды такое все-таки случилось: в конце 1975 года я сел за рояль и попытался написать хитовый сингл. Тогда мы уехали отдыхать на Барбадос большой компанией: Берни, Тони Кинг, Кики Ди, еще куча людей. Я решил, что неплохо бы сочинить дуэт для меня и Кики. Мы с Берни написали два. Первый – I’m Always On The Bonk: «Не знаю, с кем я сплю, не знаю, с кем целуюсь, но я всегда на связи, господа». Другой назывался Don’t Go Breaking My Heart. Я сыграл мелодию на рояле, придумал название, Берни сочинил слова. Обе песни он с ходу возненавидел – Берни никогда не был фанатом того, что он сам называет «пустопорожней попсой». Но даже он вынужден был признать, что коммерческий потенциал у I’m Always On The Bonk гораздо выше.

Я согласился дать интервью журналу «Роллинг Стоун» исключительно со скуки. Вообще-то мировое турне «Элтон Джон 1976» считалось зоной, свободной от журналистов. Я не хотел никакого освещения в прессе, потому что билеты на все даты и без того были распроданы. Но я уже просидел две недели в отеле «Шерри-Незерлэнд» в Нью-Йорке – мы играли серию концертов на Мэдисон-сквер-гарден, – и без сцены я не знал, чем себя занять.

Выбираться на улицу не хотелось. Август, на Манхэттене невыносимая жара, и толпы фанатов осаждают парадный подъезд отеля. Стоило мне появиться на горизонте – не важно, куда я собирался идти, – начиналось форменное столпотворение. На моих изумленных глазах народ, сгорая от желания приблизиться ко мне, повалил на асфальт нескольких дряхлых старушек. Но фанатов это не остановило – они рванули вперед прямо по бабулькам. Не слишком приятный побочный эффект «звездности».

Я старался чем-то себя занимать. Со мной встречались и навещали в отеле все, кого я знал в городе. Иногда по вечерам я ездил в клуб «12 Уэст». Однажды побывал на радиостанции WNEW – там меня угостили шампанским, но очень скоро пожалели о такой невероятной щедрости: едва начался эфир, я немедленно выложил все, что думаю о рок-критике Джоне Роквелле, который высказался обо мне примерно так: «Могу поспорить, у него ноги воняют и рыльце в пушку». И еще я ходил по магазинам. Правда, психотерапевтическое действие шопинга почти утратило свою силу: я купил часы с кукушкой, из которых вместо кукушки каждый час выскакивал большой деревянный пенис. Часы я подарил Джону Леннону – решил, это самый подходящий подарок для человека, у которого есть все. Джон и Йоко так же обожали шопинг, как и я сам. Их просторнейшая квартира в Дакота-билдинг была завалена бесценными предметами искусства, антиквариатом, дорогой одеждой. Однажды я даже послал им открытку с переделанным текстом песни Imagine: «Представь себе шесть комнат, такие в мире есть, в одной хранятся туфли, в другой мехов не счесть». Господи боже, да у них были даже стада коров, и не каких-то, а гольштейнской породы. Годы спустя я спросил у Йоко, что же стало с этими коровами. Она пожала плечами: «Я от них избавилась. Надоело это «муууууу».

Итак, я отвез часы с пенисом-кукушкой Леннону, но больше мне совсем нечего было делать. Перспектива наблюдать, как очередную покалеченную старушку увозит машина «Скорой помощи», совсем не прельщала. Так что я просто зависал в отеле. Группа не испытывала желания зависать там со мной, потому что я уволил их всех во время предпоследнего концерта – буквально за несколько минут до выхода на сцену.

Турне получилось странное. Коммерчески очень успешное, и в некотором смысле интересное. Кики Ди поехала с нами и исполняла Don’t Go Breaking My Heart. Несмотря на стойкое отвращение Берни к этой песне, именно она заняла первое место в летних чартах по обе стороны Атлантики. По Британии мы колесили на микроавтобусе, в свободное время ездили смотреть туристические достопримечательности, покупали по дороге мороженое, обедали в местных пабах. В Америке концерты проходили очень масштабно, иногда с участием голливудских звезд. Мы отыграли грандиозное шоу в Массачусетсе четвертого июля на двухсотлетнюю годовщину Дня независимости. Я оделся статуей Свободы, а в качестве гостя выступил сам Дивайн – он долго отплясывал вокруг группы, невзирая нa то, что сразу после выхода на сцену у него сломался каблук.

И еще я познакомился с Элвисом Пресли. Это было в Мэриленде, в костюмерной «Кэпитал Сентер» [143] The Capital Centre (позже – USAir Arena и US Airways Arena) – крытый стадион в городе Лэндовер, штат Мэриленд. в Лэндовере, за пару дней до нашего выступления на той же арене. С собой я взял Берни и маму. Подумал, так будет правильно: ведь именно мама впервые дала мне послушать Элвиса. Я собирался их познакомить. Нас привели в костюмерную, битком набитую народом; рок-звезды постоянно окружены толпой, но такого нашествия я никогда прежде не видел. Там толклись его двоюродные братья и сестры, старые приятели из Мемфиса, обслуживающий персонал, нанятый специально, чтобы подавать напитки и полотенца. Я долго пробивался сквозь толпу, надеясь наконец пожать ему руку. Но увидел его, и сердце у меня остановилось. С Элвисом явно произошло что-то страшное. Он очень сильно поправился, весь мокрый от пота, кожа нездорового серого цвета. И вместо глаз – две черные дыры. Движения вялые, неловкие, будто он медленно отходил от общего наркоза. По лбу с волос текла струйка черной краски. Казалось, он уже не здесь и почти ничего не воспринимает.

Наша встреча была короткой и мучительной. Я испытывал непреодолимый ужас, что никак не способствовало нормальному разговору. Что касается Элвиса, я никак не мог уразуметь: или он просто не узнает меня – хотя, похоже, он тогда никого не узнавал, – или же он меня узнал, но абсолютно не рад был видеть. Всем известно, что Элвис не выносил конкуренции; ходили даже слухи, что на приеме у Ричарда Никсона в Белом доме он говорил нелицеприятные вещи про «Битлз». За пару лет до моей встречи с Элвисом со мной связалась его бывшая жена Присцилла, сказала, что их дочь Лиза Мари – моя большая поклонница, и спросила, не смогу ли я встретиться с девочкой по случаю ее дня рождения. Я пригласил их на чай в мой дом в Лос-Анджелесе. Возможно, это его рассердило. Я спросил Элвиса, услышим ли мы сегодня Heartbreak Hotel. В ответ он промычал нечто невразумительное, но стало ясно, что эту песню он петь не собирается. Я попросил у него автограф, и он взял ручку трясущимися руками. Подпись едва можно было разобрать.