Элтон Джон - Я – Элтон Джон. Вечеринка длиной в жизнь

Все это тянулось месяцами, и я подал уже семнадцать исков. Рад бы сказать, что ни разу не сомневался в своей победе, но, увы, это было не так. Иногда меня охватывал праведный гнев, и тогда я был готов разорвать их на куски. Иногда я лил слезы в полном отчаянии и мечтал провалиться сквозь землю от стыда. Допустим, я не совершал того, что они так лживо расписывали. Но я знал, что в принципе мог бы такое совершить. Я сидел на кокаине – секрет, раскрыть который можно было с легкостью. Конечно, я не занимался сексом с несовершеннолетними, но был абсолютно неразборчив в выборе партнеров – несколько лет назад кто-то из случайных бойфрендов, уходя, прихватил с собой мой перстень с сапфирами и бриллиантами, часы и наличные деньги.

Меня тревожила перспектива очутиться в суде и предавать публичности мою частную жизнь. И я все время с опаской ждал, что «Сан» придумает что-нибудь новое, чтобы окончательно втоптать меня в грязь. Все эти мысли вынуждали меня поступать так, как я всегда поступал, когда совсем не оставалось сил, – запираться в своей комнате, как в детстве во время родительских скандалов, и полностью отстраняться от происходящего. Единственная разница – теперь я запирался в комнате с батареями бутылок спиртного и горами белого порошка. Я мог ничего не есть по три дня подряд, но, выбираясь из спальни, набрасывался на еду и обжирался так, что едва мог ходить. А затем немедленно впадал в панику из-за того, что наберу лишний вес. Тогда я начинал усиленно прыгать вверх-вниз, чтобы вызвать у себя рвоту.

Таким образом я заработал булимию, хотя в то время еще не знал, что это такое. Зато опытным путем я выяснил, что некоторые продукты извергнуть из себя сложнее, чем другие. Все плотное и тяжелое наподобие хлеба выходит с трудом: в итоге приходится, скрючившись, долго мучиться над унитазом. Чтобы все происходило легко, пища должна быть мягкой, поэтому мой рацион стал совсем уже странным. В периоды обжорства мой обычный прием пищи состоял из двух банок моллюсков из «Сэйнсбери» и полукилограммовой упаковки мороженого с арахисовым маслом марки «Хааген-Дазс». Я закидывался этими продуктами, а потом избавлялся от них, засовывая два пальца в рот, и думал, что никто ничего не замечает. Конечно, я ошибался – такое трудно не заметить, если ты появляешься на людях, воняя рвотой и с заплаканными глазами, ведь слезы всегда текут, когда тебя выворачивает наизнанку. Но никто ничего не осмеливался мне сказать, все боялись последствий. Сегодня это все – и то, как я ел и как себя вел, – кажется мне бесконечно отвратительным. Но тогда это было частью моей жизни.

Тем не менее в самые черные минуты я брал себя в руки и утешался двумя мыслями. Первая: в том, что касается борьбы с «Сан», мое дело правое. Если бы хоть одна их мерзкая история соответствовала действительности, я бы ни за что не решился подать на них в суд. И вторая: как бы плохо мне сейчас ни было, есть люди, которым гораздо хуже, и они находят в себе силы сражаться с проблемами, по сравнению с которыми мои беды – ерунда.

Пару лет назад в приемной врача я прочитал в журнале «Ньюсуик» статью об американском подростке Райане Уайте из штата Индиана. Его история одновременно привела меня в ужас и вдохновила. Мальчик родился с гемофилией, и во время переливания крови его заразили СПИДом. Эта болезнь постоянно ходила где-то рядом со мной. Персональный помощник Джона Рида Нил Картер – первый на моей памяти, кто умер от СПИДа: ему поставили диагноз, и через три недели он скончался. А потом словно разверзлась бездна. Из каждого разговора с Тони Кингом – в Америке тогда болезнь была более распространена, чем у нас, – я узнавал, что наш общий старый друг или друг друга тоже болен. Секретарша Джона Рида Джули Леггатт – первая женщина в Британии, у которой диагностировали ВИЧ. Мой бывший бойфренд Тим Лоу тоже оказался ВИЧ-позитивным, как и еще один бывший, белокурый красавчик Вэнс Бак из Вирджинии. Он обожал Игги Попа, и именно фото Вэнса стоит на обложке альбома Jump Up! прямо под песней, которую, думая о нем, написали мы с Гари Осборном. Ужасно. Поговорите с любым геем, пережившим семидесятые и восьмидесятые годы прошлого века, – и он расскажет вам похожую историю. Каждый тогда потерял кого-то из близких, и никто не способен забыть нависшую над нами атмосферу страха.

Но дело было даже не в том, что Райана случайно заразили СПИДом. Ужасно то, что началось после постановки диагноза. В родном городе Кокомо его подвергли полной изоляции. Запретили посещать занятия – якобы он заразит других школьников. Он и его мать Джинни в буквальном смысле вступили в войну. Министерство образования штата Индиана приняло решение в пользу Райана, после чего группа родителей подала иск против его возвращения, и им разрешили провести в школьном спортивном зале аукцион, чтобы собрать средства на адвокатов. В иске было отказано, и тогда все те же родители основали новую альтернативную школу, лишь бы их дети не приближались к Райану. Его оскорбляли на улице, на его школьном шкафчике краской из баллончика писали «ПИДОР», портили его вещи. Прокололи шины у автомобиля его матери, а однажды выстрелили в окно их дома из ружья. Мальчика поддержали журналисты местной газеты, и тут же на них посыпались звонки с угрозами. Даже районная методистская церковь повернулась к парню спиной: в день празднования Пасхи никто из прихожан не пожал Райану руку и не сказал: «Мир тебе».

Переживая весь этот кошмар, Райан и его мать Джинни вели себя невероятно храбро, достойно и с пониманием. Будучи христианами, которые не на словах, а на деле следуют учению Христа, они простили тех, кто превратил их жизнь в ад. Никого не осуждали, но пытались донести до людей правду о незнакомой страшной хвори. Райан начал вести просветительскую работу – умно, доходчиво и с состраданием рассказывал людям, больным СПИДом, об их болезни. И это в то время, когда общество все еще воспринимало СПИД как божью кару, насланную на гомосексуалистов и наркоманов!

Я выяснил, что Райану нравится моя музыка и что он был бы рад встретиться со мной. Связался с его матерью и пригласил их на концерт в Окленд, а на следующий день повез на экскурсию в Диснейленд. Джинни напоминала мне женщин моей семьи, особенно бабулю: тоже из рабочего класса, такая же прямая и откровенная, трудолюбивая, добрая, но с твердым характером. И Райан оказался просто замечательным парнем. Ему было уже совсем плохо, и я возил его в инвалидном кресле, но он не злился, не горевал и ни разу не сорвался. Этот мальчик не ждал жалости или сочувствия. Он знал, что ему осталось не так уж много, и не хотел тратить время на жалость к самому себе или на злобу на окружающий мир – ведь жизнь так коротка. Обычный милый паренек, который старается жить нормально, насколько возможно в его ситуации.