Элтон Джон - Я – Элтон Джон. Вечеринка длиной в жизнь

Замечательная это была семья.

Мы все время общались. Я звонил, посылал цветы, спрашивал, могу ли чем-то помочь. Если выдавалось свободное время, приезжал навестить Райана. Они не могли больше жить в Кокомо, и я одолжил Джинни деньги на переезд в Сисеро, маленький городок неподалеку от Индианаполиса. Я хотел просто отдать ей эти деньги, без возврата, но она настояла на том, что возьмет только в долг – даже составила договор и вынудила меня его подписать. Каждый раз, впадая в черную тоску из-за своих неприятностей, я думал о Джинни и Райане. Вот где настоящая храбрость перед лицом самых тяжелых испытаний, говорил я себе. Прекрати исходить жалостью к Элтону Джону. Живи и борись.

Пока шла война с «Сан», я старался меньше появляться на людях. Но тут вмешался Майкл Паркинсон [182] Сэр Майкл Паркинсон (англ. Michael Parkinson ) – британский журналист, автор телепередач и телеведущий. . В семидесятые я приходил на его телешоу; тогда я играл на фортепиано, а актер Майкл Кейн пел Maybe It’s Because I’m A Londoner. Позже мы с Майклом подружились. Он связался со мной, когда в «Сан» появилась первая статья, и сказал, что сейчас ведет на ITV новое ток-шоу под названием «Один на один», где каждый эпизод посвящен одному гостю. Почему бы мне не приехать в Лидз и не принять участие? Я засомневался, но он настаивал:

– Понимаешь, я делаю это не для себя, а для тебя. Я знаю тебя, и в курсе того, на что способна «Сан». Ты не делаешь публичных заявлений, и это неправильно. Ведь если ты молчишь, люди начинают думать, будто тебе есть что скрывать.

В итоге я пришел на шоу. Видео есть на YouTube – там сразу видно, как сильно подействовала на меня история с «Сан»: небритый, одет кое-как, бледный, кажусь измученным. Но все прошло хорошо, и аудитория явно была на моей стороне. Майкл спросил про «Сан», и я ответил, что недавно они пытались подкупить помощницу моего личного врача, чтобы заполучить мою медицинскую карту.

– Наверное, хотят изучить мою сперму, – предположил я. – Странно, ведь если верить их статьям, моей спермы у них уже должно было набраться несколько ведер.

Вскоре после этого мальчик по вызову, с которого начиналась эпопея, признался другому таблоиду, что все выдумал, а на самом деле никогда в жизни меня не встречал. «Мне даже музыка его не в кайф», – добавил парень.

Утром перед первым судебным заседанием по моему иску «Сан» признала свое полное поражение и предложила компенсацию в размере миллиона фунтов стерлингов – в британской истории это самая крупная сумма досудебных отступных. Но на самом деле они сэкономили: дойди дело до суда, заплатить им пришлось бы гораздо больше. Тем вечером мне не надо было готовиться к даче свидетельских показаний. Я отправился в театр «Друри Лейн» посмотреть на Барри Хамфриса [183] Барри Хамфрис (англ. John Barry Humphries ) – австралийский актер, комик и писатель, известный своими персонажами – дамой Эдной Эвередж, домохозяйкой из пригорода Мельбурна, и сэром Лесом Паттерсоном, пьяным австралийским атташе по культуре. и смеялся как сумасшедший над его дамой Эдной Эвередж. После спектакля мы бродили по Вест-Энду и поджидали, когда в киоски завезут первые утренние газеты. «Сан» отличалась тем, что опровержения печатала самым мелким шрифтом где-то на двадцать восьмой странице. Но я заявил, что приму их извинение, только если его поставят на первую полосу и наберут огромными буквами – как заголовки статей: SORRY ELTON.

Позже люди говорили, что это была знаменательная победа, сильно повлиявшая на британскую прессу. Сомневаюсь, что «Сан» так уж изменилась. Спустя два года они напечатали самую чудовищную ложь за всю историю своего существования – статью о поведении болельщиков «Ливерпуля» во время трагедии на «Хиллсборо» [184] Давка, произошедшая 15 апреля 1989 года на стадионе «Хиллсборо» в Шеффилде во время полуфинального матча Кубка Англии по футболу между клубами «Ноттингем Форест» и «Ливерпуль» и повлекшая смерть 96 болельщиков «Ливерпуля». Всего же в трагедии получили ранения разной степени тяжести 766 человек. . Проверка фактов по-прежнему не значилась среди их приоритетов. Но что действительно изменилось – так это отношение газетчиков лично ко мне: внезапно они осознали, что я могу их засудить. Кстати, несколько лет спустя я так и поступил – тогда «Дейли Миррор» заявила, что на одной голливудской вечеринке я рассказывал людям о придуманной мною чудодейственной диете: мол, пищу надо хорошо пережевывать, а потом выплевывать, не глотая. «УБИЙСТВЕННАЯ ДИЕТА ЭЛТОНА!» – кричал заголовок. Но я в то время даже не находился в Америке!

Моя позиция на этот счет очень проста. Вы можете писать обо мне что угодно. Называть бездарностью, старым лысым толстяком – пожалуйста, это ваше личное мнение. За такую писанину я могу послать вас на три буквы. Нет ничего противозаконного в том, чтобы высказывать свое – пусть даже нелицеприятное – мнение о людях, иначе бы меня самого давно посадили за решетку. Но у вас нет никакого права распространять ложь и клевету обо мне, иначе нас ждет встреча в суде.

Мы с Ренатой развелись в начале 1988-го. Брак продлился четыре года. Я знал, что развод неминуем, но чувствовал себя ужасно: я разбил сердце женщины, которая любила меня безусловной любовью. Если бы она начала трясти перед миром моим грязным бельем, я бы ее понял: вина за все плохое в наших отношениях лежит на мне и только на мне. Но Рената слишком порядочная женщина, чтобы совершать такие поступки. Несмотря на всю боль, которую я ей причинил, она никогда не испытывала ко мне ни ненависти, ни даже злости. Долгие годы после нашего развода, едва что-то значимое случалось в моей жизни, репортеры начинали обивать ее порог, надеясь, что она скажет обо мне что-нибудь манкое для читателя. Но она никогда ничего не говорила, только просила оставить ее в покое.

После развода я видел ее всего однажды. Из «Вудсайда» она переехала в очаровательный коттедж в небольшой живописной деревеньке. Несмотря на все случившееся, в ее доме теперь живет истинная любовь. Когда у меня появились дети, я пригласил ее в «Вудсайд» – хотел, чтобы она с ними познакомилась, да и просто повидаться; я мечтал, что она станет частью нашей жизни. Но она отказалась приехать, и я не стал настаивать – из уважения к ее чувствам.

Состояние корта для сквоша навело меня на мысль, что, возможно, моя страсть к коллекционированию выходит из-под контроля. Этот корт очаровал меня сразу, как только я въехал в «Вудсайд», и всех своих гостей я всегда подбивал сразиться в сквош. Но в последнее время никто там не играл, потому что на площадке попросту невозможно было находиться. Вся она была завалена коробками, а в коробках лежали вещи, купленные мною во время гастролей или отдыха, на аукционах, да где угодно. Распаковать их я не мог, потому что в доме для них места не было. Свободного пространства просто не осталось. Ни одного сантиметра на стенах – везде картины, постеры, золотые и платиновые диски, грамоты в рамках. Для коллекции пластинок я отвел специальную комнату, которая теперь напоминала лабиринт – коридоры из полок от пола до потолка. Здесь хранилось все, что я собирал с самого детства, даже совсем старые пластинки на семьдесят восемь оборотов, купленные на сэкономленные карманные деньги в магазине «Сиверс» в Пиннере; на конвертах я писал чернильной ручкой «Редж Дуайт» – и прикреплял фотографии артистов, вырезанные из журналов. Комнату пришлось расширять, потому что я купил еще одну коллекцию – у продюсера радио Би-би-си Берни Эндрюса, который работал в программе «Субботний клуб» и с Джоном Пилом. В его коллекцию входили все синглы, выпущенные в Британии с 1958 по 1975 год, тысячи и тысячи пластинок. Конечно, большинство из них никуда не годились – даже в золотую эпоху поп-музыки хороших песен было значительно меньше, чем никаких. Но устоять перед таким изобилием душа коллекционера не могла. Стать владельцем всех синглов, выпущенных в Британии! Сбылась мечта идиота.