Элтон Джон - Я – Элтон Джон. Вечеринка длиной в жизнь

Легинсы и рубашка были от Джанни Версаче, моего любимого модельера. Его наряды я носил постоянно. В конце восьмидесятых в Милане я набрел на небольшой бутик и остолбенел: да это же гений, величайший дизайнер мужской одежды со времен Ива Сен-Лорана! Джанни работал только с лучшими и самыми дорогими материалами, но в его моделях не было ничего напыщенного: он создавал одежду, которая радовала. Мое и без того высокое мнение о маэстро взлетело до небес, когда мы познакомились лично. Ощущение было такое, будто на севере Италии я наконец нашел давно утраченного брата-близнеца. Совпадение во всем: то же чувство юмора, та же страсть к сплетням, тот же интерес к коллекционированию, тот же вечно мятущийся разум. Мысль Джанни постоянно работала, он прикидывал, что нового привнести в творчество; его талант был многогранен: он создавал одежду для детей, предметы из стекла, посуду и столовые приборы, даже обложки CD-альбомов. Именно ему, кстати, я заказал дизайн обложки The One , и получилось потрясающе. Он обладал изысканным вкусом; всегда знал, где увидеть прекрасные произведения искусства или другие удивительные вещи: «Вот на той улице маленькая церковь, неф там украшен великолепнейшей мозаикой, Элтон… а здесь, за углом, крошечная мастерская, в ней делают фарфор непревзойденного качества». И к шопингу он – пожалуй, единственный из всех, кого я знаю, – относился точно так же, как я: отправлялся купить одни часы и в итоге приносил двадцать.

На самом деле, в этом он меня даже превосходил. Джанни был настолько экстравагантен, что по сравнению с ним я казался воплощением скромности и аскетизма. Миуччиу Праду он считал коммунисткой – ведь она сделала коллекцию сумок из нейлона! Не из крокодиловой или змеиной кожи, или еще какого-нибудь столь же роскошного материала, с которым он сам работал в этом сезоне, – из нейлона! И еще он постоянно подбивал меня покупать невозможно дорогие вещи.

– Я нашел для тебя фантастическую скатерть, ты просто обязан ее купить для рождественского ужина, Элтон! Ее создали монахини – представь, они работали над ней тридцать лет! Она прекрасна, Элтон, только взгляни… И стоит всего миллион долларов.

Здесь даже я поперхнулся. Сказал, что миллион – пожалуй, дороговато для вещи, которая погибнет сразу, как только на нее прольют каплю соуса. Джанни посмотрел на меня с ужасом – наверное, решил, что и я коммунист.

– Но Элтон… – еле слышно проговорил он. – Она так прекрасна… Это верх мастерства.

Скатерть я не купил, но это не испортило наши отношения. Мы с Джанни стали очень близкими друзьями. Я обожал звонить ему по телефону, слушать знакомое приветствие: «Аллоу, сучка!» Познакомил его с Дэвидом, и они сразу поладили. А иначе и быть не могло: Джанни с теплотой и любовью относился ко всем – ну, разве что кроме тех, кто делает сумки из нейлона. У него было огромное сердце и очень необычное чувство юмора.

– Когда я умру, – драматически восклицал он, – то в следующей реинкарнации стану больше чем геем! Я стану супергеем!

Мы с Дэвидом обменивались удивленными взглядами, силясь представить себе, как вообще такое возможно. Даже в барах Огненного острова [202] Fire Island (рус. Огненный остров ) расположен неподалеку от материковой части восточного побережья Америки в штате Нью-Йорк. Гей-Диснейлендом его окрестили еще в далекие семидесятые. Сегодня остров поделен на закрытые комьюнити-деревеньки, две самые большие из них – Cherry Grove и Pines – полностью оккупированы гей-сообществом. вы бы не встретили такого экстрасупергея, как Джанни Версаче.

Построив наконец нормальные отношения, по контрасту я начал осознавать, сколько ненормальностей порой случается в моей жизни. Вот, например, такой случай. Я организовал парадный обед специально, чтобы познакомить маму и Дерфа с Дэвидом. К этому времени наша связь уже перестала быть тайной: кто-то из коллег Дэвида заметил, как мы выходим из автомобиля у ресторана «Планета Голливуд» на Пикадилли. Его вызвали к начальству, он честно все рассказал, а на Рождество полетел в Торонто, чтобы признаться родителям. Я сильно нервничал; Дэвид упоминал, что его отец очень консервативен, а я прекрасно знаю, как тяжело делать признание, если семья тебя не поддерживает. В Атланте у меня когда-то был роман с парнем по имени Роб, чьи набожные родители очень жестко относились к гомосексуализму. Роб был милым парнем, но его буквально раздирал внутренний конфликт между собственной сексуальностью, религиозными взглядами и родительскими убеждениями. Мы с ним остались друзьями после разрыва; он даже приходил поздравить меня с днем рождения и принес цветы. А на следующий день вышел на скоростное шоссе и бросился под колеса грузовика.

Но семья Дэвида приняла новость спокойно и доброжелательно – думаю, их даже обрадовало, что у сына больше нет от них секретов. Знакомство же с моей матерью я откладывал, сколько мог. Со времени расставания с Джоном Ридом с моими партнерами она вела себя не то что грубо, но очень холодно, и здорово отравляла этим жизнь: она полностью игнорировала людей, которые отнимали у нее мое внимание.

Но на том эпическом обеде проблему создала не мама, а другой гость, психотерапевт. Буквально за пару часов до прихода гостей он позвонил и сказал, что его пациент Майкл Джексон сейчас в Англии. Нельзя ли привести его с собой?

Такая перспектива меня не слишком обрадовала, но отказать я не мог. Майкла я знал еще с тех пор, как ему было лет тринадцать-четырнадцать: после концерта в Филадельфии Элизабет Тейлор приводила его к нам на «Старшип». Милейший был мальчик. Но с какого-то момента он начал изолировать себя от реального мира – точно как Элвис Пресли. Бог знает, что творилось у него в мозгах и какими препаратами он себя пичкал, но в последние годы создавалось впечатление, что с головой у него совсем плохо. Я не шучу: он явно страдал психическим заболеванием, и находиться рядом с ним было очень некомфортно. Печальная история, но, увы, Майкл был как раз из тех, кому невозможно помочь: он как будто уже ушел от нас, закрылся в собственном мире, как в раковине, и жил среди людей, которые говорили ему только то, что он хотел слышать.

И вот теперь он придет на обед, который я устроил специально для того, чтоб представить маме моего бойфренда. Невероятно! Я решил, что позвоню Дэвиду и как бы мимоходом упомяну о визите Майкла. Наверное, если б я сразу перешел к делу и пообещал, что проблем не будет, Дэвид принял бы новость более спокойно. Хотя не знаю. Как только я – как и хотел, мимоходом – упомянул о Майкле, Дэвид взорвался: «Ты что, издеваешься?!» Скрепя сердце, я начал врать, что все не так уж страшно и слухи об эксцентричности Майкла Джексона сильно преувеличены. Вряд ли Дэвид поверил, ведь эти слухи я сам ему и сообщал. Но я продолжал настаивать, что все в порядке и все будет совсем не так страшно, как мы можем предположить.