Элтон Джон - Я – Элтон Джон. Вечеринка длиной в жизнь

Сразу после выступления ко мне подбежал маленький мальчик, я взял его на руки и обнял. Его звали Лев, в год и два месяца он выглядел гораздо младше, совсем крошечный малыш. Его история была страшная. Отца осудили за то, что он задушил девочку-подростка. ВИЧ-положительная мать, хроническая алкоголичка, болела еще и туберкулезом и не могла воспитывать своих детей. Заражен ли Лев, пока не выяснили, но его старший единоутробный брат Артем оказался ВИЧ-позитивным. У Льва были светлые волосы, карие глаза и ясная, радостная улыбка, совсем не сочетающаяся с окружающим миром и горестями, выпавшими на его долю. Он улыбался, и мое сердце таяло.

Я не спускал его с рук. То, что произошло в Соуэто – чем бы оно ни было, – случилось со мною снова: внезапно я ощутил глубокую сильнейшую взаимосвязь с этим ребенком. Эмоциональное восприятие в те дни у меня и без того было обострено: несколько дней назад внезапно ушел из жизни Гай Бабилон, клавишник, который одиннадцать лет проработал у меня в группе. Всего пятьдесят два года! Казался абсолютно здоровым, занимался спортом… и вдруг сердечный приступ во время заплыва. Это еще раз напомнило мне, что человек не вечен и мы не знаем, что ждет нас за поворотом. Возможно, скоропостижная смерть Гая заставила меня осознать, в чем заключаются истинные жизненные ценности и что важнее всего именно для меня. Зачем же подавлять в себе истинные чувства, тем более такие фундаментальные, как желание стать отцом?

Все ушли, я остался в комнате поиграть со Львом. Никак не мог от него оторваться. Наконец меня нашел Дэвид. Едва он ступил на порог, как я выложил все без обиняков:

– Дэвид, этого милого малыша зовут Лев, и он сирота. Он сам нашел меня, не я его. Это судьба. Вселенная подает нам знак, и мы должны усыновить его.

Дэвид изумился еще больше, чем тогда в Соуэто. Он явно не ожидал, что в ответ на дежурный вопрос: «Чем занимаешься?» – услышит пламенную речь о вселенной и знаках судьбы. Но он сразу понял: я говорю серьезно. Он попросил меня не торопиться и ничего никому не рассказывать, а он постарается быстро выяснить все о Льве, о ситуации в его семье и сможет ли мальчик покинуть детский дом до того, как станет ясен его ВИЧ-статус.

Весь день я так и носил Льва на руках. Даже на пресс-конференцию, устроенную на улице в переносном шатре, пришел вместе с ним и посадил его на колени к Дэвиду, пока отвечал на вопросы журналистов. Последний вопрос был немного провокационный: «Вы никогда не хотели обзаводиться детьми, Элтон. Возможно, познакомившись с сиротами в этом детском доме, вы изменили мнение?»

У меня была отличная возможность продемонстрировать, что я накрепко усвоил совет Дэвида никуда не спешить. Но я, конечно, не сдержался и излил репортерам душу: да, мое мнение изменилось, да, мы с первого взгляда полюбили мальчика, вот этого, что сейчас сидит в первом ряду на коленях у Дэвида, и мы будем счастливы усыновить и его, и его брата, если это возможно.

Помните, в одной из предыдущих глав я говорил, что рад быть «пережитком прошлого»? И благодарю судьбу, что стал знаменитым в эпоху, когда звукозаписывающие лейблы и менеджеры не заставляли артистов ходить на тренинги и следить за каждым своим словом? И как я горжусь тем, что всегда говорю то, что думаю?

Так вот: наверное, это заявление следовало бы немного скорректировать, да и тренинг в ту минуту показался мне не такой уж плохой идеей. Господи, ну хоть бы раз в жизни не резал правду-матку, а завел бы невыносимо скучную, нейтральную и вежливую беседу ни о чем! Уже произнося речь про Льва и его брата, я понимал, что совершаю страшную глупость. Тем более что краем глаза я заметил, как Дэвид опустил голову, прикрыл глаза и пробормотал что-то вроде «вот же дерьмо».

Мы ехали в аэропорт, и он упрекнул меня:

– Ты понимаешь, что это твое заявление в считаные минуты появится везде?

Он не ошибся. Едва мы приземлились в Лондоне, на его «Блэкберри» начали приходить смс и голосовые сообщения от друзей. Нас поздравляли – «какая чудесная новость!» Это значило, что медиа уже были в курсе.

Определенная часть британской прессы отреагировала на мое выступление так негативно, будто я заявил о патологической ненависти к детям и собирался лично в ту же ночь спалить детский дом в Донецке. «Дейли Мейл» и «Сан» немедленно отправили в Украину журналистов. Один из них связался с кем-то из министерства, и ему сказали, что усыновление Льва невозможно, потому что мы – однополая пара и вдобавок я слишком стар. Другой репортер навестил маму Льва, принес ей водки и, пьяную, отвез к мальчикам в детский дом. Визит мамаши автоматически отложил начало любого процесса усыновления минимум на год: чтобы ребенок полностью перешел на государственное попечение, он должен находиться в детском доме двенадцать месяцев без посещения родителей. Журналист или не знал об этом, или же ему было все равно – они ведь о таких вещах не задумываются. Отвратительно, что пресса набросилась на нас, не принимая во внимание интересы детей, о которых шла речь. Но, увы, это было неизбежно. Промолчи я тогда на пресс-конференции, ничего подобного бы не случилось. Хотя, может, и случилось бы. Откуда нам знать.

Мы не оставляли попыток. Проверяли, не изменилась ли ситуация с возможностью усыновления мальчиков, но все оставалось по-прежнему. Мы собрались было обратиться в Европейский суд по правам человека, но потом поняли, что в этом нет смысла: Украина не входила в состав ЕС. Наконец, мы встретились с психологом, чтобы узнать, как проходит процесс адаптации детей-сирот к новой семье. То, что он сказал, нас мгновенно отрезвило. По его словам, ребенок, пробывший в детском доме или приюте дольше полутора лет, неминуемо получает тяжкую психологическую травму. Он растет, лишенный материнской заботы и тепла, ему не хватает любви, и это почти всегда приводит к необратимым последствиям.

После этого разговора мы прекратили бороться за усыновление Льва и Артема. И, находясь в постоянном контакте с украинскими благотворительными фондами в Украине, постарались сделать все, чтобы мальчики покинули детдом прежде, чем пройдет полтора года. Их мать умерла, отец отбывал срок, но оказалось, что бабушка у них еще совсем не старая. Детей передали на ее попечение.

Действуя через фонды, мы обеспечили семье полную финансовую поддержку. Нам посоветовали помогать анонимно, так, чтобы даже бабушка ничего не знала. Мы уже успели столкнуться с безобразным поведением прессы. А если бы журналисты пронюхали, что детям помогаю я, они никогда не оставили бы их в покое. Не думайте, я не осыпал семью подарками «в стиле Элтона Джона». Мы обеспечивали мальчиков тем, что, по словам местных фондов, им было жизненно необходимо: хорошей мебелью, едой, книгами и учебниками, юридической поддержкой. Когда начался конфликт между Украиной и Россией, мы в сотрудничестве с фондом, финансирующим донецкий детдом, переправили семью в Киев. И потом присматривали за ними, оставаясь в тени.