Роман Гуль - Я унес Россию. Апология русской эмиграции

О «Ледяном походе» было много отзывов (и устных, и печатных). Но самым приятным был отзыв Юлия Исаевича Айхенвальда. Произошло это так. Айхенвальд, автор в свое время известной книги «Силуэты русских писателей» (и автор несправедливого отзыва о стихах Валерия Брюсова — «преодоленная бездарность» {6} 6 Как многие писатели, Брюсов был злопамятен и этого отзыва, оказывается, не забыл. В эмиграции Ю. И. Айхенвальд писал Влад. Ходасевичу: «О Брюсове. И сам я меньше всего склонен его идеализировать. Он сделал мне немало дурного и, когда сопричислился к сильным мира сего, некрасиво, т. е. экономически, мстил мне за отрицательный отзыв о нем в одной из моих давнишних статей. Самая высылка моя — я это знаю наверное, из источника безукоризненного — произошла при его содействии» (письмо от 5 авг. 1926 г. см. «Некрополь» Ходасевича). приехал в Берлин среди высланных из России сорока четырех известных ученых, писателей и журналистов (всего выслали больше ста!). В Берлине уже существовал тогда русский «Дом искусств», председателем коего был эдакий старичок-живчик поэт Николай Максимович Минский. Сначала «Дом искусств» собирался еженедельно в кафе «Ландграф» на Курфюрстенштрассе, потом в кафе «Леон» на Ноллендорфплац. Я бывал там всегда. В этот раз пришел почему-то рано, но там уже сидела некая поэтесса Тэтида, в свое время приятельница Макса Волошина. С Татидой все мы дружили — Офросимов, Иванов, я, Корвин-Пиотровский. Как всегда Татида сидела у входа — члены «Дома Искусств» проходили бесплатно, а с «фармацевтов» бралась плата. И вот в зал первыми входят два человека. Татида хочет взять с них как с «фармацевтов». Я же сразу узнал Айхенвальда, которого запомнил еще по лекциям в России, и бросился к Татиде предотвратить неприличие. «Татида, — говорю, — это же Юлий Исаевич Айхенвальд!» Татида стала извиняться. Айхенвальд, улыбаясь, повернулся ко мне: «А откуда вы меня знаете?» — «Как откуда? Вас, Юлии Исаевич, вся Россия знает!» — Айхенвальд засмеялся: «А, простите, как ваша фамилия?» Я назвал и вдруг Айхенвальд удивленно; «Роман Гуль? Автор „Ледяного похода“? Я в Москве читал вашу книгу — прекрасная книга!» Я что-то благодарно промямлил, а он: «Книга там имеет успех, но они, наверху, ее тупо расценивают как какое-то разоблачение белого террора, по сути же она против гражданской войны вообще, а это вода вовсе не на их мельницу!»

В Берлине Ю. И. Айхенвальд сотрудничал в газете «Руль» как литературный критик. Писал под псевдонимом «Кременицкий». Но Ю. И. недолго прожил. Он был очень близорук, и однажды, неудачно пытаясь перейти улицу, попал под колеса трамвая. Так, на берлинской улице, погиб русский известный писатель, выброшенный на чужбину «псевдонимами».

Отзыв Ю. И. был приятнее всех других потому, что он прочел мою книгу так, как я ее писал. И Ю.И, был прав о воде и мельнице. Когда «Ледяной поход» переиздали в Советской России, у читателей он имел успех, но власти скоро сообразили, на чью мельницу эта вода, и «Ледяной поход» исчез с книжного рынка и из библиотек, попав в «запретные фонды» как не соответствующий «генеральной линии» партии. Эту «линию» компартии по вопросу о войне совершенно точно выразил Сталин в письме к Максиму Горькому (Соб. соч. Сталина, т. 12), когда тот предложил начать издание журнала «О войне». В то время советская печать была занята пропагандой о воинственности Франции и Англии и о том, что война вот-вот может вспыхнуть. Горький предлагал издание журнала, в котором хотел рисовать ужасы войны. Известный литературный критик А. Воронский, редактор «Красной нови», идею Горького поддерживал. Но вот что Сталин ответил Горькому: «На книжном рынке фигурирует масса художественных рассказов, рисующих „ужасы“ войны и внушающих отвращение ко всякой войне (не только к империалистической, но и ко всякой другой). Мы против империалистической войны, как войны контрреволюционной. Но мы за освободительную антиимпериалистическую войну, несмотря на то, что такая война, как известно, не только не свободна от „ужасов кровопролития“, но даже изобилует ими <���…> Мне кажется, что установка Веронского, собирающегося в поход против „ужасов войны“, мало чем отличается от установки буржуазных пасифистов». В 1936 году Сталин отравил Горького. Примерно в те же годы Сталин расстрелял Воронского.

После Второй мировой войны, в 1950 году, я получил из Германии, от советского перебежчика майора Бориса Ольшанского {7} 7 Б. Ольшанский на Западе выпустил книгу «Мы приходим с Востока». Через некоторое время попал в советскую ловушку и через Канаду был увезен в СССР, где и погиб. Он ехал в Германию на постоянную работу в НТС. Чемоданы его пришли во Франкфуртня-Майне, а сам он очутился в СССР, где умер, якобы на операционном столе. письмо, которое начиналось так: «Многоуважаемый г-н Гуль, прошу простить за мое обращение к Вам, но, во-первых, Вы являетесь для меня одним из немногих русских людей в эмиграции, имя которых привык уважать давно, живя еще в Советском Союзе. Там мне пришлось прочесть вашу книгу „Ледяной поход“ (с Корниловым), появившуюся в 20-х годах в советском издании…» Этот отзыв мне был ценен.

Прожив гонорар за «Ледяной поход», я раздумывал: что же делать? Но опять подвернулся случай. Профессор А. С. Яшенко предложил работать секретарем редакции в его библиографическом журнале «Новая русская книга». Л. С. Ященко сначала издавал библиографический журнал «Русская книга» в издательстве книжного магазина «Москва» А. С. Закса. В писательских и интеллигентских кругах журнал имел успех. Дошел даже до Александра Блока, удивившегося: «Откуда они все знают?!» В журнале печатались сведения о судьбах и работах русских ученых и писателей, как российских, так и зарубежных, Тогда еще «железного занавеса» не было, и вести получались легко.

Но «Русской книги» Яшенко выпустил всего девять номеров, и издание перешло к издательству И. П. Ладыжникова. Это было старое эмигрантское издательство. И. П. Ладыжников перепродал его Б. Н. Рубинштейну, русскому еврею, натурализованному немцу. Нам отвели удобное помещение на Аугсбургерштрассе. Это был какой-то склад книг, но для нас выделили и обставили хорошую комнату. Так началась «Новая русская книга». Редактор — А. С. Ященко. Я — секретарь.

Профессор международного права А. С. Ященко был колоритной фигурой. И полной противоположностью В. Б. Станкевичу, типичному интеллигенту, немного не от мира сего. Ященко — крепкий жилец, без всяких интеллигентских «вывихов». Среднего роста, крепко сшитый, физически сильный, с лысым черепом и невыразительным лицом, Яшенко был уроженец Кубани. Не то казак, не то иногородний, не знаю. Но подошел бы к запорожцам, которые у Репина «пишут письмо султану». Ященко — грубоват и довольно бестактен («киндерштубе» у него не было), но — деловой. Он никогда не расставался с кривой трубкой и любил говорить о себе. Окончил семинарию, потом университет и в конце концов стал профессором международного права, сначала в Пермском университете, а потом, когда либеральных, независимых профессоров правительство «потеснило», Ященко заменил в Петербурге знаменитого философа права профессора Л. И. Петражицкого. Ященко был человек циничный и как-то сам мне рассказывал: «Знаете, что обо мне один раз написали? Что Ященко имел нахальство занять кафедру профессора Петражицкого!» И Ященко громко хохотал. Про себя я думал, что написали довольно справедливо, ибо, обладая профессорскими знаниями, Ященко никаким талантом и идеями не блистал. И облик свой как-то в разговоре метко обрисовал сам. Он рассказал, что, когда был студентом-первокурсником, взял как-то словарь иностранных слов, открыл наугад и попал на слово «оппортунист» — «человек, приспособляющийся к обстоятельствам». Громко смеясь, Ященко говорил: «И вы знаете, я прямо чуть не закричал: эврика! так ведь это же я!». Это правда. Ященко был оппортунист. Так он не задумываясь сменил в Петербурге профессора Петражицкого. Так попал и за границу — очень рано, весной 1918 года — в Германию.