Константин Булгаков - Братья Булгаковы. Том 3. Письма 1827–1834 гг.

Александр. Москва, 12 мая 1833 года

Вчера у Пашковых узнали о кончине Козицкой. В семействе этом траур, и я не знаю, не отложится ли и свадьба Ростопчина? Говорят, что покойница бездну денег оставила. Она как-то раз засунула в кладовую 37 тысяч и забыла о них, после двадцати лет нашли этот клад подмоченным и так сгнившим, что вся сумма пропала. У Пашковых также говорили о Модене. Андрей Иванович [Сушков] пишет, что на другой день ожидали кончины его тестя, что руки и ноги опухли и он сам говорил о своей смерти. Кто-то попадет на его место? А охотников, я думаю, много. Жить в Аничковом дворце на Перспективе – это весьма прекрасная перспектива! Как бы не вздумал просить Гедеонов? Чего доброго.

Константин. С.-Петербург, 13 мая 1833 года

Посылаю тебе описание изделий выставки. Сам я, право, не умею сказать, на какой предмет я более любовался. В своем роде всякая вещь отлична, так что все почти куплено, хоть иное и недешево. Сегодня государь дает обед всем фабрикантам, участвовавшим в выставке. Тут я нашел Локтева и других московских знакомых, видел ковер в 80 тысяч, славнейшую карету парадную, сделанную для императрицы у Долгорукова. Надеюсь, что «Пчела» даст подробное описание всем славностям.

Сегодня некто Челли, старинный певец, также и набранные кое-как итальянцы и итальянки дают, вместо концерта, оперу с декорациями и костюмами. Надобно будет ехать. Полагаю, что будет дурно. Шоберлехнер явился сюда, в четверг даст концерт. Жена его осталась в Италии, где поет с большим успехом и имеет много уже контрактов.

Александр. Москва, 13 мая 1833 года

Моя эстафета возвратилась из Горбова и привезла мне письмо от жены от вчерашнего числа. Она, слава Богу, покойна, у нее все тихо и в повиновении. Губернатор в Рузе и, кажется, действует хорошо. Тринадцать зачинщиков взяты и пересечены, однако все еще не кончено. Имение это, то есть Грудева, 10 лет платило по 120 рублей оброку, вдруг посадили на фабрику, что им не нравится. Хорошо, что губернатор стал действовать, а то бы худые могли быть последствия, ибо та сторона вся в фабриках. Иные все-таки винят управляющего; но ежели и так, то должно ему шепнуть урок на ухо, но никогда толпе не говорить в глаза, что справедливость на ее стороне. Наташа, гуляя по фабрике своей, как будто ни в чем не бывало своим рассказывала шалости соседей, прибавляя: «Нехорошо что-нибудь – так надобно жаловаться господину, а не бунтовать; ведь мы не в лесу, правительство свое возьмет, не через день, так через неделю, а все-таки возьмет зачинщиков; вот у Грудева 13 человек пересекли да сошлют на поселение; без работы никто не живет. Мне верно веселее в Москве, да я приехала в Горбово посмотреть, все ли идет как должно, хорошо ли вам, и так ли делается сукно», – и проч.

На другой день был праздник, и Наташа потчевала фабричных вином и пирогами, а они славили ее премудрость. Она очень кстати им сказала: «Вот кабы грудевский барин делал свое дело, бывал бы чаще в имении и знал бы нужды своих мужиков, то дураков до бунта не допустил бы». – «Так, матушка! Так!» С нашими мужичками ладить нетрудно, но надобно строгость прежде всего. По условию обоюдному с Лесовским я сообщил ему все, что знаю, и послал ему и почтальона, который все видел на месте, и выписку из Наташиного письма. Теперь я совершенно покоен, впрочем, Наташа – женщина в безделках, а в казусах она лучше иного нашего брата.

Константин. С.-Петербург, 15 мая 1833 года

С разрешением герцогини Беррийской разрешилась и загадка, кто ее супруг. Она объявила при рождении дочери, что она замужем за графом Гектором Лукези Палли; а кто сей граф, неведомо. Это было 12 мая в «Мониторе», полученном с пароходом третьего дня. Сегодня похороны графа Модена; не знаю, удастся ли мне отдать ему последний долг. Вчера, кажется, была свадьба Оленина. Вот тебе и картина жизни!

Закревский точно собирается в Москву. Он здесь купил дом против Исаакия в моем соседстве, принадлежавший Путятину, где жила графиня Полье, довольно дешево, а со временем, как кончится церковь, много дом в деле выиграет.

Сказывали, что Гагарин оставил театр и что на его место Гедеонов; дело сбыточное. Ужо, может быть, узнаю, справедливо ли, но должно быть, ибо сказывал кто-то из театра, шедший явиться (как говорил) к новому начальству. С другой стороны, верно бы мне сказал Григорий Волконский.

Александр. Москва, 15 мая 1833 года

Странную весть слышал я вчера. Иван Иванович Дмитриев на старости лет расчел, что лучше иметь дело с одной женщиной, нежели с девятью музами, тайно обвенчался и на днях объявит свою женитьбу. Кто же эта жена? Вдова сенатора Северина, которая решается на третьего мужа, как наш глухой Евсей решился на третью жену. Надобно же охоту! Итак, у Северина будет папенькою человек, коего он и без того как папеньку почитал. Обстоятельства решают за него. Ворота дома Дмитриева против самых ворот дома Севериной… Лишась же Английского клуба [75] И.И.Дмитриев отказался от членства в Английском клубе за то, что из него был исключен его племянник, нанесший оскорбление действием князю Шаликову. , куда было баснописцу высокопревосходительному деваться? Я замечаю, что молодые люди совершают безобразия, но именно пожилые делают глупости. Что скажет Вяземский на это? Не напишет ли сказочку или басенку?

Константин. С.-Петербург, 16 мая 1833 года

Сегодня ночью государь изволил отправиться через Динабург, Ригу в Ревель, откуда возвратится сюда морем. В Ревель изволит прибыть 25-го в ночь. Дай Бог, чтобы путешествие свершилось благополучно. Инспектор Мельников проехал по тракту за неделю, Максимов поехал теперь; надеюсь, что все будет в порядке.

В городе все толкуют о Гагарине и Гедеонове. Увидим, как пойдет; я не думаю, чтобы он хорошо знал театральную часть.

Сегодня звал Лазарев Христофор на вечер; хочется ехать, чтобы видеть мою фаворитку. На днях едет к вам парижский банкир Турнейсен, банкир и друг князей Багратионов, зять Гонтара. Сделай мне особенное одолжение, обласкай его и окажи ему все зависящие от тебя услуги. Он прелюбезный и умный человек. Как бы ему показать все любопытное в Москве. Я очень тебе буду благодарен за все, что для него сделаешь.

Сенатор Дюгамель назначен председателем комиссии по делам князей Радзивиллов в Варшаве.

Александр. Москва, 16 мая 1833 года

Итак, бедный Моден кончил свои страдания! Был очень привычен и способен к своему месту. Трудно будет его заменить. Славные имел манеры, и истинный придворный, все это подкосила курносая смерть. Здесь все о нем жалеют и говорят, что честолюбие укоротило жизнь его. Стало быть, иному лучше капусту сажать, нежели жить в Аничковом дворце. Как все это тешит, и как все это ничтожно, когда надобно умирать! Какие мы дети! Но покуда дети на ногах, надобны им суп и игрушки. Бедный Моден, и умирая, попросил бульону. Наша больная Тутолмина тянется еще; говорят, что появление Нарышкиной Марии Яковлевны ее оживило. Давно бы не было Софьи Петровны, но ее поддерживает желудок, который свое дело продолжает делать и тем продолжает тягостное, несчастное ее бытие.