Константин Булгаков - Братья Булгаковы. Том 2. Письма 1821–1826 гг.

Александр. Москва, 4 декабря 1826 года

Тесть сию минуту из Сената. Малиновский ему сказывал, что Шереметев утвержден в больницу и что он требует от него очистки квартиры. Должно было ожидать, что Шереметевы не дадут покоя Обольянинову, да и, говоря справедливо, нельзя было не утвердить того, который более имел баллов. Я, право, не в претензии. Какое было бы мне удовольствие иметь против себя всю семью Шереметева, и из-за чего? Из-за квартиры и 3400 рублей жалованья!

Я просил Обрескова [это не полицмейстер Обресков (свояк Булгакова), а, вероятно, бывший московский гражданский губернатор, дядя Д.Н.Свербеева] Дмитрия о Метаксе и жалею, не желая ему быть благодарным. Я слышал, что он обо мне мерзости говорит. За что, право, не знаю. Я иного зла ему не делаю, как только что кланяюсь, когда его раз в год встречаю. Он уверяет, что я принадлежу к верховной полиции. Что же такого сделал я в своей жизни, что позволяет ему счесть меня способным к подобному ремеслу? Благослови его Бог, никогда не унижусь до оправданий. Время все раскрывает; впрочем, оклеветали и Обрескова.

Александр. Москва, 6 декабря 1826 года

Благодарение Богу, милосердному государю, графу Нессельроде, тебе – участвовавшим в пенсии Шульцовой. Как ты меня обрадовал известием сим! Я к А.Д. поскакал, не нашел ее дома, написал записку; она прислала сказать, что сама едет ко мне благодарить. Приехала с дочерью, но меня не было дома, а Наташа спала. Жаль мне: я люблю любоваться на радостные лица. Завтра ее увижу, ежели сегодня не успею: собор, обед у князя Дмитрия Владимировича и ужо Собрание. Почти из мундира выходить не буду целый день. Теперь устроено это дело, которое так было у меня на душе.

О себе я, право, не думаю. Не первая это будет неудача. Нессельроде из этого делает государственное дело, для которого надобно извещение чрезвычайное. Помощником Малиновского я точно быть не хочу: у него надменный нрав; станет важничать, а я хочу ему быть равным. Графу я сказывал тогда, что, верно, и государь не поверит, чтобы у него был чиновник, который, служа 26 лет в чине действительного статского советника, получал бы 1000 рублей жалованья. Никто себя ниже не ценит, как я сам; но, право, множество вижу я людей и неспособных, и неусердных, и даже нечестных, имеющих по 5, 8 и 10 тысяч рублей окладов. Меня Нессельроде с ключом надул. Я о себе не говорю; но, кажется, ты довольно важную оказал ему услугу в коронацию. Это никто не знает, но мы знаем, хотя и молчим. Я тебе божусь, что для меня все равно, но мне надоели всеобщие вопли всех родных, друзей и знакомых: «Вы не служите! Да как же вам не дадут какого-нибудь хорошего места; вы работаете за других, а сами остаетесь в стороне». – «Что же, коли меня не любят!..» – прерываю я с досадою. Всем до меня дело. Это странно. Как будто не о чем больше говорить! Полно же и об них толковать.

Желаю очень, чтобы доброго Арсения приковали к Петербургу. Он был бы и славный генерал-губернатор в коренной России. Он и в Финляндии умел найтись, а на его место бы Хованского, который полунемец, честный человек, только куда строг.

За все твои старания обо мне я не благодарю и не говорю ничего. У нас так все обще, что ты работаешь для себя, стараясь обо мне. Жена, как голову ни ломает, как ни кричит на содержание, но пища людей и наша менее 500 рублей в месяц не может обойтись, и без постороннего доходишка, право, жить нечем. Мы себе во всем отказываем.

Говорят, что сенаторам не позволено будет занимать других мест. Тогда и Малиновский милости просим вон.

Александр. Москва, 8 декабря 1826 года

Я получил твои два письма, № 52 и 53. Последнее требует обдуманного ответа. Очень оным спешить, кажется, нет нужды; а ежели бы граф, не дождавшись моего ответа, дал место другому, то я сетовать не буду. Как это ни верти, а все заключается в следующем предложении: Шульц умер, хочешь ли его место? Граф обязан это предложить всякому, кто бы ни был старший в Архиве; а я старший. Дав это место, нельзя отнять и окладов по штату. Так милость, которую делает граф, оставит при мне огромные 1000 рублей, кои получаю 25 лет. Мне не такие места предлагали, ты сам знаешь: два раза вице-губернаторское и один раз губернаторское здесь, Рибопьер – банковское место, Воронцов – Бессарабию и проч., все места начальнические; а тут сделаюсь я Шульцем Малиновского, с надеждою, что Малиновский умрет и что я его заменю. Во-первых, кто велит Малиновскому оставить место, при коем получает награждения, тогда как другим сенаторам не дают ничего, а служат не хуже его? Почему же (чего Боже сохрани, однако же) Нессельроде не умереть прежде Малиновского? Тогда все переменится: новый начальник, новые протекции, новые креатуры. Вот тебе и подожданье, а Малиновский иначе не отойдет, как разве когда умрет. Давно ли дали ему Владимира; он почитает себя обязанным служить, получая поощрения. Поленова очень благодарю за дружбу его, а особенно за то, что берется приискать 200 рублей из каких-нибудь сумм; только боюсь, чтобы он этим не разорил коллежскую казну.

Малиновский слишком умен и хитер, чтобы представлять о ком-нибудь… Он говорил со мною много намедни, а о преемнике Шульца не заикнулся. Все это говорю я тебе как брату и другу. Твои советы мне еще нужнее, нежели мои рассуждения и обдумывания. Подумай ты сам; ежели ты иначе решишь, нежели я думаю, то я твоему мнению дам предпочтение. Я жил до сих пор кое-как, не обременяя казну, авось, Бог и впредь не оставит меня. Может быть, от того и оттуда получишь, от кого и откуда и не ожидаешь. Малиновский съехал; его Шереметевы очень гонят. Я было очень жалел, а теперь радуюсь, что туда не попал.

Александр. Москва, 11 декабря 1826 года

Рад я за Дашкова. Пустого места он не взял бы, да ему бы и не дали. Но что же выходят теперь директоры департаментов? Все хорошо, да Кикину за что ленту, да и какую? Вчера вечером был я у князя Дмитрия Владимировича (его день), сообщил ему милости 6-го числа, а он от этого числа и писем вовсе еще не имел. Я, кажется, давно тебе написал, что дело кончено, как должно было предвидеть. По законам следовало утвердить тогда же Шереметева; Обольянинов взял уже на себя представить государю, думая, что к чину Шереметева придерутся, но у вас законов нарушить не хотели. Молодой граф Шереметев здесь, другого Шереметева видел я вчера. Спрашивал я: «Ну что ваш граф?» – «Приехал, был вчера в больнице, очень меня благодарил». – «Да вас за что же? Вы три дня только у этого места, так хорошее, как дурное, должно относиться к Малиновскому».

Александр. Москва, 14 декабря 1826 года

До сих пор нет зимы, и Нева ваша не стала; этому не было еще примера по календарю; и у нас дурно, но можно-таки ездить в санях, хотя с нуждою. Все ехавшие в Петербург остановились. Балашов один пускается к вам храбро с семьей своей сегодня, взяв на себя дилижанс целый. Графа Аракчеева ожидают сюда. Его авангард, то есть Волынский, прибыл уже, а граф остался у брата в Киеве.