Константин Булгаков - Братья Булгаковы. Том 1. Письма 1802–1820 гг.

Напрасно ты не послал Тормасову [московскому генерал-губернатору, которым были недовольны в Петербурге] чай. Здесь все лежачего бьют, а мне приятнее было бы лежачего напоить чаем. Нового губернатора здесь хвалят, но какого нового губернатора не хвалят?

К счастью, взял я с собою Метаксовы записки [164] Здесь, вероятно, речь идет о книге «История греческих происшествий… заимствованная из соч. Раффенеля и других очевидцев, с собственными дополнениями издателя Е.Метаксы». , над коими работаю с удовольствием. Две последние тетради будут очень занимательны. Куда только ошибочны произведения пера Метаксы! Скажи Волкову, что Алексианов [витебский помещик, знаменитый моряк Екатерининских времен, контр-адмирал Алексиано] навербовал шутов восемь к моему приезду, между прочими жид один, у которого он выбрил уже половину бороды и который хочет идти в христианскую веру. Он смеется над жидами и дразнит их, как они молятся на шабаше.

Александр. Городно, 6 марта 1819 года

Окончив все в Граблине, приехал я сюда, в Городно, любезный брат. Первая встреча была с Кузьмою, которого я, однако же, нашел не пьяного, – состарился. Мы очень друг другу обрадовались, и он меня тронул, заговоря тотчас о покойном бесценном батюшке. Кузьму здесь кормят и поют, а работы он не знает никакой, кроме смотреть за домом новым; я в нем живу, он тепел, на прекрасном месте, только еще без мебели. Зала преславная, вид на озеро, на село, вдали мельница и винокурня. Все бы хорошо, только зима, и я один в пустом большом доме. Жиды, арендари наши, меня обступили, просят убавки с найма корчм; но ежели сделать для одних, то все прочие налягут; итак, я отправил их с отказом. Выспавшись хорошенько, поехал я на лежащий на виду фольварок, мною заведенный прошлого года и который в виду дома. Я его назвал в честь Костюши [своего сына] его именем; там нашел я множество скотины; быков с 40 в продажу назначены, и дают уже по 50 рублей.

Я очень доволен старанием лекаря, которого велел я нанять по случаю болезней, бывших здесь. Из числа 86 больных осталось только 21; 54 человека вылечено, умерло человек 7. Ежели бы я здесь жил, я бы завел госпиталь, ибо в домах трудно лечить мужиков, а более всего – иметь за ними присмотр, а он очень нерадив. Я остался в Граблине, покуда не спровадил все вино сам, чтобы быть покойному на этот счет. Завтра поеду к Алексианову, который прислал мне сказать, что он возвратился из Витебска. Ежели не найду у него Якубовского, от коего за вино должен получить остальные 9000 рублей, то пошлю к нему Ефима Петровича. Это одно удерживает меня еще здесь. В Велиже отдам в казначейство остальные 7000 за эти проклятые пошлины, которые не очистя, не можем получить свидетельства для закладу 1000 душ в Воспитательный дом. Ох, кабы не пошлины эти, не банк, не покупка некоторого числа ржи, коей снабжало нас Чурилово, не почтовые деньги, я бы привез с собою тысяч 25! Какая бы славная сумма для оплаты долгов наших! Как быть, надобно довольствоваться третьей долей.

Между прочим, купил я здесь смежные с нами пять десятин славного леса, вместо коих отмежуют нам 15, посредством небольшого подарочка. Это из имения каких-то малолетних графов Толстых, у коих опекуны, похожие, как ты видишь, на всех опекунов. Лес этот, в коем березняк и строевой, купили мы весь за 250 рублей, то есть за ничто. Для нас и для мужиков наших, коим я позволил рубить сколько хотят, это находка. Одним словом, все идет очень хорошо у нас, и ежели бы не долги, мы бы были панами зажиточными. Мужики наши достаточны, не изнурены и славятся в околотке. В скуке здесь работаю я все над Метаксою: будет, что почитать с удовольствием. Я два раза читал третий том мадам д’Эпине. Есть тут письма ее, Гримма и Дидро, бесценные. Какая шельма Руссо! Батюшка его знавал и говорил мне не раз, что Руссо самый развращенный и самолюбивый человек. Я восхищался дружбою Гримма с мадам д’Эпине: такая связь может существовать, а особливо продолжаться, только между мужчинами, и то не дюжинными, какими свет ныне наполнен. Я почувствовал еще живее разлуку с тобою и необходимость опять соединиться с тобой и со своими. Как, должно быть, несносно жить без дружбы! Поп наш Марка явился ко мне. И он был болен горячкою; наш лекарь-жид и его вылечил. Я дал ему, сверх условленных 300 рублей, 25, за которые очень меня благодарил.

Константин. Москва, 10 марта 1819 года

В пятницу с большой церемонией перенесли тело Августина из его дома в Чудов монастырь. Несли его протопопы. Процессия началась дьячками всех приходов, потом шли дьяконы, там священники, архимандриты, потом на подушках несли ордена, митру и проч., потом гроб под балдахином, открытый. Он лежал во всем облачении, держа в руках крест и Евангелие, за ним шли архиереи. У каждой церкви на пути тело было встречаемо священником прихода с причтом, тело останавливалось, и читали молитвы. В Чудове отпели, а на другой день с церемониею же проводили тело до заставы, а там уже повезли к Троице, где предано земле. Народу на улицах было тьма, время сырое – только простуда! Говорят, что он по завещанию оставил много денег бедным. Сим кончается история Августина. Скоро будут говорить о его преемнике, которого всякий назначает по своему желанию. После убитого в Донском монастыре 60 лет тому назад архиерея не видали здесь архиерейских похорон, ибо между ним и Августином был только Платон, а тот умер не в Москве.

Александр. Минск, 20 мая 1819 года

Влодек, который здесь дивизионным, очень мне обрадовался; я сидел более часа у него, застал его ложащегося спать; он меня упросил завтра рано у него напиться кофею перед отъездом. Государь посылал его в Штутгарт с печальным комплиментом к королю [165] У короля Вюртембергского перед тем скончалась его супруга, сестра нашего государя Екатерина Павловна, в первом браке принцесса Ольденбургская. ; он три дня как только воротился; огорчен историей, случившейся на сих днях на параде при нем. Один молодой офицер Литовского уланского полка вдруг подошел к полковнику своему и дал ему две оплеухи. Это случилось на плацу для парадов и наделало много шуму. Влодек, хотя и напрасно, опасается, как бы не случились ему от этого неприятности. Впрочем, он доволен своим пребыванием здесь и всецело отдается службе.

В Борисове мы видели губернатора Минска, ожидавшего великого князя Михаила, который едет из-за границы; великого князя Николая ждали в Орше, куда он отправился навстречу брату.

Александр. Минск, 21 мая 1819 года

Влодек так много меня упрашивал, что не могу ему отказать остаться еще это утро с ним, тем более, что он взял меня за слабую сторону: «Да разве ты мне откажешь, любезный мой Александр, в основательном завтраке, за которым мы выпьем шампанского за здоровье милейшего Константина? Давай же, одному ведь Богу известно, где и как снова увидимся». Итак, мы остаемся утро еще здесь. Я рано пришел к Влодеку; он только что встал, и мы себе наболтались досыта, а там пришел Волков, который заспался. Государь будет сюда в августе, а там изволит ехать в Варшаву, для осмотрения войска; а сейма не будет, как говорили. Хилков просил место Шульгина. Государь призвал его в кабинет к себе, сказал ему, что, любя его, не хочет лишать армию хорошего офицера, что лучше ему продолжать службу, что, ежели непременно желает это место, он назначен будет, но что, конечно, не потеряет ничего, оставаясь где теперь. Хилков оставил свою претензию, и не знают, кто займет место Шульгина. Посмотрю, что говорят о нем в Варшаве; да, впрочем, он слывет тем, что есть: грубым, резким, неотесанным вруном и громилой. У Влодека оказалась прелестнейшая шкатулка короля Вюртембергского; она составила компанию шкатулке, полученной тобою от короля Английского. Он мне сказал кое-что, что доставило мне огромное удовольствие, а именно: что Анстет уже в Карлсбаде, где и проведет все лето. Он сказал, что Анстет с большим интересом расспрашивал его обо мне. Василий Голицын только что тут проехал, он состоит при миссии Анстета.