Олег Гриневский - Тысяча и один день Никиты Сергеевича

— Никита Сергеевич, подумайте о людях в погонах — это же миллионы, которых нужно будет обеспечить жильем, устроить на работу, приобщить к жизни на гражданке. У нас могут возникнуть большие внутренние трудности. А как быть с оборонной промышленностью? Ее ведь придется сворачивать, а это опять судьбы миллионов людей.

Но больше всего Хрущева выводили из себя доводы об ужасах, которые ждут военных после демобилизации.

— А забочусь о людях, а не вы, — кричал он. — Им нужно масло, а не пушки. До чего мы довели Россию? Она же самая богатая страна в мире, а вынуждена догонять паршивую Европу и Америку! А попробуй догнать их, когда на ногах висят пудовые гири вашей оборонки!.. И не пудрите мне мозги о трудностях демобилизации. Дважды за последнее десятилетие мы проводили куда более крупные сокращения — и что? Кто-нибудь роптал? Ничего подобного, люди были довольны, потому что стране нужны рабочие руки…

Живший в Хрущеве крестьянин-прагматик был очень упрямый человек. В Москву из Америки он вернулся с твердым намерением — с «холодной войной» надо кончать. Напряженность в отношениях с Америкой вредна. С ней надо не враждовать, а сотрудничать, торговать. Это поможет отечественному экономическому развитию, задавленному милитаризированной промышленностью и гонкой вооружений. Лишний жирок у военных необходимо срезать. Нам нужны не горы оружия, а ядерное сдерживание, оно позволит сократить военные расходы, которые каменной глыбой лежат на пути к переходу экономики на рельсы материальной заинтересованности.

В разгар этих страстей зять Аджубей не без намека рассказал ему ходивший тогда по Москве анекдот.

В дальний рейс назначили помощником капитана молодого выпускника мореходного училища. Через неделю он вызывает боцмана и спрашивает: слушай, скажи мне честно, как вы тут без женщин обходитесь?

Боцман говорит: никаких проблем — сейчас пригласим повара.

Помощник поморщился: нет, это не для меня.

Проходит три месяца. Помощник снова вызывает боцмана: ладно, зови повара. Через несколько минут появляется повар, которого держат под руки два здоровенных матроса. А они зачем? — спрашивает помощник. Как зачем? Наш повар не любит, когда его…

Хрущев сразу смекнул:

— Значит, ты хочешь, чтобы ко мне военных привели, как того повара?

Шелепин, стоявший во главе КГБ, уверял, что он и его ведомство беспрекословно выполнят любое распоряжение партии, хотя кривил, сильно кривил душой «железный Шурик». А с партией вышла явная осечка. Кириленко, второй секретарь ЦК КПСС, неожиданно для Хрущева встал на сторону военных и начал упрямо твердить:

— Никита Сергеевич, брось ты свою реформу — от нее одни лишь неприятности. Народ волнуется. Беспорядки начнутся, как в Венгрии. Армия для нас самая главная опора, а ты ее под нож. На кого опираться будем?

Это был человек, слепо преданный Хрущеву. И говорил горькие слова своему хозяину не потому, что предал его, а искренне предупреждая о грозящей беде. Но Хрущев это воспринял по-другому.

А подобострастный Суслов долго слушал, потом пустился в туманные рассуждения об опасности отхода от святых канонов марксизма-ленинизма. Хрущев понял, что на него положиться нельзя, равно как на Козлова, Куусинена и других. В общем, не без труда ему удалось сколотить большинство в Президиуме ЦК, на поддержку которого он мог рассчитывать, хотя и ненадолго.

Вот в таких муках рождалось решение о сокращении Вооруженных Сил Советского Союза на 1 миллион 200 тысяч человек. «Повара» привели-таки к Хрущеву два здоровенных матроса — КГБ и партия.

Заместитель министра иностранных дел В. А. Зорин рассказывал о той перепалке, которая возникла на Президиуме, когда рассматривался вопрос об этом сокращении.

Начальник Генерального штаба маршал Соколовский был против. Четко, по-военному доложил: сокращения обескровят вооруженные силы, они утратят свое нынешнее могущество и способность удержать любого противника, который захотел бы покуситься на интересы Советского Союза.

Ему страстно возражал Хрущев:

— У нас есть ядерный щит. Мы впереди всех в создании ракетного шита — наши ракеты самые лучшие в мире. Американцы уже обосрались, а догнать нас не могут… Зачем нам третий шит — огромные армии, сконцентрированные в Европе? Это старый хлам, металлолом, который пудовыми гирями висит на шее народа, отвлекая миллионы рабочих рук от созидательного труда. Вы все хотите воевать по старинке, — кричал Хрущев, — готовитесь к прошлой войне, а не к будущей. Это раньше государства старались держать армии поближе к границам, чтобы в нужный момент выстроить живую изгородь из солдат и пушек. Поэтому тот, кто хотел начать войну, должен был напасть на войска, стоящие у границы. Так раньше начиналась война. Теперь война начнется в тылу враждующих стран. Государства имеют средства доставки оружия на тысячи километров. Поэтому не будет ни одной столицы, ни одного крупного промышленного центра, ни одного стратегического района, которые не подвергнутся нападению в первые же минуты войны.

На вопрос, какую экономию даст это сокращение, Никита Сергеевич с гордостью сообщил:

— Шестнадцать-семнадцать миллиардов рублей ежегодно!

Спорить с Хрущевым на Президиуме никто не стал. Малиновский, хотя и сдержанно, но поддержал его: мы сделали все расчеты — предлагаемое сокращение не нарушит интересов безопасности Советского Союза. Суслов молчал. Остальные в разнобой и без энтузиазма согласились. Решение было принято.

Но, как нередко бывало, настоящее сражение произошло в предбаннике. Так на начальственном жаргоне называлась большая комната с круглым столом, которая соседствовала с Президиумом. Там собирались все приглашенные на заседание. Назначен, например, сбор на 11 часов, все и приходят к одиннадцати, хотя вопросов в повестке дня больше сотни. Правда, вопросы зачастую смежные, и в их обсуждении нередко принимали участие одни и те же лица. Поэтому в предбаннике собиралось обычно несколько десятков человек.

Это был своеобразный клуб деловых людей, где руководители министерств и ведомств, часами ожидая своей очереди, в неофициальном порядке обменивались новостями, заключали сделки, договаривались о совместной линии поведения. Трудно представить, как могла функционировать советская система, если бы не эти еженедельные многочасовые посиделки. Не было лучше места, где так просто решались межведомственные тяжбы или сложные проблемы.

Так вот, настоящее, демократическое обсуждение, без оглядки на высокое начальство, произошло в предбаннике. Военные говорили резко, прямо:

— После войны, когда американцы создали атомную бомбу, нам пришлось решать, как быть. Тогда Сталин не раз собирал Политбюро, и оно пришло к выводу: нет другого выхода, кроме как создать в Европе мощный бронетанковый кулак, который навис бы над Европой. Да, американцы могли нанести нам тяжелый урон, сбросив атомные бомбы. А мы уничтожили бы Европу. По сути дела, мы сделали европейцев заложниками своей безопасности — пусть они удерживают США от ядерной агрессии против Советского Союза.