Франческо Пастура - Беллини

Доницетти появился в Неаполе в марте и сразу же начал писать музыку на либретто, которое ему подготовил Андреа Леоне Тоттола [18] Тоттола, Андреа Леоне (?—1831) — итальянский либреттист, автор около 100 либретто. На его тексты писали оперы Россини, Доницетти, Беллини и другие композиторы. , назвав его «Цыганка». Премьера должна была состояться в мае. Но в апреле Доницетти пришлось, хоть и ненадолго, прервать сочинение оперы, чтобы написать кантату для двух голосов, спешно заказанную ему для празднества по случаю рождения дочери Леопольда Бурбона, принца Салернского, брата короля. Это был еще один неплохой повод привлечь к приезжему музыканту внимание неаполитанцев, хотя они и без того со все растущим интересом ожидали постановки оперы, которая срочно готовилась для их театра.

Воспитанники Музыкального колледжа тоже с нетерпением ждали этого события: Доницетти был выпускником болонской школы и учился у знаменитого Симона Майра [19] Майр, Симон (1763–1845) — итальянский композитор. По национальности немец. Композицию изучал в Бергамо и Венеции. С 1794 года писал оперы (свыше 70). Лучшие из них — «Лодоиска», «Неистовый Роланд», «Элиза», «Федра» приобрели популярность и ставились, помимо Италии, в Париже, Вене, Берлине, Мюнхене и других городах. и у падре Станислао Маттеи [20] Маттеи, Станислао (1750–1825) — итальянский композитор, теоретик музыки, капельмейстер. Член Болонской филармонической академии. Среди его учеников — Доницетти, Россини. , так что любопытство было более чем оправдано.

Премьера «Цыганки» состоялась 12 мая 1822 года и имела «блистательный и полный успех, который длился весь год ко все растущему удовольствию публики», — писал Флоримо, наверное, несколько преувеличивая. Так пли иначе новая опера композитора из Бергамо не только восхитила учеников Музыкального колледжа, но и раскрыла им широту таланта Доницетти, показала, какое огромное значение имеет хорошая профессиональная подготовка. Первым, кто заговорил об этом в Колледже, был Карло Конти, теперь уже не воспитанник, а почетный гость. Он посоветовал Флоримо и Беллини: «Сходите послушайте «Цыганку» Доницетти. Я восхищаюсь ею каждый день и слушаю со все большим интересом. В опере есть септет, который мог написать только ученик Майра».

Беллини и Флоримо не были еще на спектакле в театре Нуово и по совету друга в тот же вечер отправились туда. Эпизод, который больше всего восхитил Беллини, оказался как раз тем самым знаменитым септетом. На следующий день он постарался раздобыть ноты и, получив их, принялся изучать этот номер, по словам Флоримо, «каждый день, так что даже вовсе не снимал ноты с пюпитра своего клавесина».

Вот так Беллини встретился с Доницетти — сперва услышал его музыку, а потом захотел лично познакомиться с ним. Он попросил Карло Конти представить его композитору. И тому выпала счастливая возможность присутствовать при первой встрече двух музыкантов, которых позднее, когда оба будут в зените славы, судьба сделает соперниками.

Доницетти было тогда 25 лет, Беллини — 21 год. Но не разницей в возрасте объясняется некоторая сдержанность Доницетти и робость Беллини, а различием в их положении — один был уже знаменитым маэстро, а другой еще оставался безвестным учеником. Однако открытая и добрая натура Доницетти сразу же свела на нет всякую парадность визита, и экспансивный бергамасский композитор с дружеской теплотой отнесся к сицилийцу, который пришел к нему, чтобы выразить свое восхищение.

Для Беллини этот день стал настоящим праздником. Вернувшись к себе после встречи с Доницетти, он сказал Флоримо слова, которые спустя много лет будущий биограф точно воспроизвел в своих мемуарах: «Не говоря уже о том, что этот ломбардец обладает огромным талантом, он еще и необычайно красив, и его благородные черты лица — мягкие и в то же время серьезные — вызывают симпатию и уважение».

В конце этого же 1822 года с Беллини произошло то, что случается со всеми молодыми людьми в двадцать лет, особенно если из-за учебы они оказываются вдали от семьи, — он влюбился в дочь одного из тех синьоров, дом которого посещал раз в неделю вместе с некоторыми друзьями, собиравшимися там у рояля послушать музыку. Хозяин дома был судьей. Он любил искусство и привил эту любовь своей дочери. В двадцать лет она хорошо играла на фортепиано, пела, писала стихи и рисовала.

Если верить другому биографу Беллини Скерилло, то познакомиться с ней Беллини помог театральный бинокль. Поначалу на расстоянии. Винченцо часто бывал в доме одного своего друга в переулке Баньяра, а девушка жила напротив. Она выходила на балкон и, видимо, занималась тем, что предписывала в ту пору романтическая мода, которой не пренебрегал даже Стендаль, — кормила птиц и поливала цветы. «Молодая и красивая», она все более интересовала Беллини, и ему захотелось получше рассмотреть ее. Вот тут-то и появился небольшой бинокль, который и помог это сделать.

Сейчас трудно сказать, насколько она была хороша собой — не сохранилось ни одного ее изображения, а известный рисунок — это лишь копия, сделанная по памяти с предполагаемого портрета, но Беллини — надо ли говорить это! — она показалась ангелом, И поскольку ангел этот находился на земле и проживал в двух шагах от Музыкального колледжа, молодой человек сделал все возможное, чтобы приблизиться к нему. Как считает Скерилло, видимо, Флоримо представил Беллини родителям девушки (но почему он не догадался сделать это раньше?) и, судя по всему, это произошло во время усердных приготовлений к рождественским праздникам. Приезжий юноша, конечно, был принят в доме со всей сердечностью, с какой неаполитанцы относятся к человеку, вынужденному оставаться в дни праздника вдали от своих близких.

Это был словно coup de foudre [21] Удар грома (фр.). . Любовь вспыхнула с первого взгляда. Завоевать расположение родителей девушки помогли музыка и пение, а также живой характер молодого катанийца и его прекрасные манеры. И теперь, когда дверь в этот дом была для него открыта, нужно было найти способ, чтобы так было всегда.

Случай представился сразу же. В разговорах с хозяевами дома Винченцо нашел повод горячо отозваться о высокой культуре главы семьи, похвалить ангельскую доброту матери и превознести сразу все добродетели барышни. Ну, да — рисует она, как Рафаэль, стихи слагает, как Сафо, играет божественно, поет, как соловей. Только… только вот… петь она могла бы еще лучше, если б подправить небольшой, совсем небольшой недостаток в постановке голоса и эмиссии звука. Это, разумеется, вовсе не ее вина, просто не было до сих пор хорошего учителя, и никто не позаботился удалить эти крохотные пятнышки… Если бы барышня пожелала — ну, и конечно, только в том случае, если судья и его супруга не будут иметь ничего против — он мог бы предложить свои услуги, поскольку развирается в вокале, и недостатки быстро исчезнут. Двух-трех уроков в неделю было бы достаточно.