Пол Аллен - Миллиардер из Кремниевой долины [История соучредителя Microsoft] [litres]

Потом меня спустили с небес на землю. В пятом классе я все время менялся местами в классе, подбираясь ближе к доске, пока учитель не обратил внимание на то, что я щурюсь на первом ряду. Родители повели меня проверять зрение, и результаты оказались трагическими для вдохновенного пионера космоса: острота зрения – 5 %. Меня не возьмут в НАСА и даже пилотом коммерческой авиалинии.

Все же я продолжал читать. Прикончив каталог публичной библиотеки, я пошел с отцом в хранилище университетской библиотеки и просматривал разделы ракетой техники и авиации полку за полкой. Это было увлекательно. До сих пор помню заплесневелые страницы и иллюстрации. Моими любимыми стали ежегодники из серии «Всемирная история авиации Джейна». Я выучил характеристики самолетов и их двигателей времен Второй мировой войны, вроде немецких «Юнкерсов» Ю-88. Я начал разбираться в том, как работает реактивный двигатель.

Научная фантастика, соединяющая технологии и приключения, обращается в первую очередь к мальчикам-подросткам. В мои первые годы в Лейксайде я в выходные, лежа утром в постели, читал книги-перевертыши из фантастической серии Ace Double. Потом я принялся за более сложных писателей: Артура Кларка, Айзека Азимова и замечательного стилиста Джека Вэнса, ставшего моим любимым. Особенно мне нравилась «твердая» фантастика Хайнлайна, в которой были и настоящие научные теории, и пальба из лучевых пистолетов. Но меня раздражали авторы, чьи герои путешествовали быстрее скорости света – я знал, что это теоретически невозможно.

(Через четверть века после того, как я покинул дом, я зашел в свою комнату в поисках какой-то книги и обнаружил, что все они исчезли.

– Я их продала, – объяснила мама. – Представляешь, Пол: мне дали за них семьдесят пять долларов!

Я с трудом простил маму – помогла старая фотография. Увеличив картинку, я смог разобрать названия на корешках. Я нашел копии почти всех.)

Благодаря фантастике я начал задумываться о параллельных вселенных, о том, как самая дикая идея может стать реальностью. Некоторые из фантастических предположений сейчас рассматриваются как научно недостижимые (антигравитация, подпространственный двигатель) или непрактичные по финансовым и организационным соображениям (летающий автомобиль). Но другие – от видеоконференций до спутников связи – оказались точным предвидением будущего. С другой стороны, обложки призвали меня задуматься, каким путем пойдет развитие технологии. Я решил вернуть долг книгам, открыв Музей и Зал славы фантастики в Сиэтле, единственный в мире такого рода.

Мои практические опыты в ракетостроении начинались со спичек, обернутых фольгой и установленных на стартовой площадке из скрепки. Я играл со сборным планером Jetex, запуская его с помощью кристаллов нитрата гуадина: мало тяги, зато много шума и дыма. Развлекаясь, мы с Дугом Фуллмером натягивали над дорогой веревку, к которой с одного конца прикрепляли бутылочную ракету с подожженным красным фейерверком. Если мы правильно рассчитывали время, фейерверк вспыхивал над проезжающей машиной, водитель пугался, а мы ныряли в кусты.

Меньше мне повезло, когда я пытался запустить алюминиевую трубку от шезлонга, набив ее смесью цинкового порошка и серы и водрузив на кофейник. Под восхищенным взглядом моего двоюродного брата Криса я поджег топливо. Ракета зашипела, задрожала, потом опрокинулась и расплавилась. Последний мой опыт в духе Вернера фон Брауна проходил в подвале Дуга, где мы пытались изготовить ракетное топливо, «Гремучее бабушкино печенье». Мы расплавили нитрат калия и сахар, используя паяльную лампу отца Дуга вместо бунзеновской горелки. Видимо, мы перестарались, потому что смесь вспыхнула и огонь лизнул потолок. К нашему облегчению, смесь выгорела сама, не спалив дом Дуга. Мы сохранили все в тайне и не повторяли опыт.

Увлечения приходят и уходят, но моя страсть к ракетам продолжалась. В 16 лет я с мамой и сестрой смотрел, как лунный модуль «Аполлона-11» совершает посадку в Море Спокойствия. Через шесть часов мы увидели, как Нил Армстронг идет по Луне. Вечером я вышел на крыльцо, как в день полета Юрия Гагарина, и глядел на бледный диск в небе. «Там наверху ходят люди с Земли», – повторял я с восхищением.

После «Аполлона» НАСА стало использовать беспилотные зонды. Космос потерял печать романтики, но мой интерес не ослаб. Весной 1981 года, в разгар бешеной работы Microsoft над Project Chess, Чарльз Симони предложил слетать во Флориду на первый запуск шаттла «Колумбия». Никто из нас прежде не видел старта живьем; Чарльз на полчаса опоздал к пуску «Аполлона-8», свернув не на то шоссе в Джорджии. Я был обеими руками за, пока мы не сообразили, что старт назначен на пятницу 10 апреля – в этот день должно было состояться первое общее собрание работников компании. Вместо того чтобы присоединиться к ликующей толпе в космическом центре Кеннеди, мы будем торчать в «Ред Лайон Инн» в Белвью.

И вот ирония судьбы: запуск был отложен до воскресенья из-за проблем с программным обеспечением . Мы добрались до дамбы НАСА затемно. В семь раздался раскатистый грохот – это был не просто звук, воздух буквально дрожал. Когда заработал двигатель, мы увидели оранжевое свечение, и я почувствовал жар на лице. Когда «Колумбия» начала подъем и толпа закричала «Пошла!», у меня перехватило горло (со мной всегда так, даже если я смотрю старт по телевизору).

Билл сердился, что мы уехали на выходной, хотя близились сроки сдачи работ IBM. Но я не жалел о поездке. Я видел редкое зрелище; я видел историю.

В сентябре 1996 года я полетел в Мохаве, Калифорния, чтобы встретиться в Бертом Рутаном, президентом Scaled Composites и гением-бунтарем в современной аэрокосмической технике. Высокий широкоплечий Берт носил джинсы. У него была грива седых волос, большие бакенбарды, пустынный загар и взгляд фанатика. Он создал больше тридцати необычных экспериментальных летательных аппаратов, в основном из углепластика, и установил множество мировых рекордов по дальности и продолжительности полета. В 1986 году его «Вояджер» стал первым самолетом, облетевшим вокруг света без посадки и дозаправки.

Берт уже подумывал о сверхзвуковом самолете, который мог бы летать за пределами атмосферы. Через два года, за обедом в Сиэтле, он рассказал о планах пилотируемого суборбитального полета. Берт хотел показать, что не обязательно обладать ресурсами на уровне НАСА, чтобы создать индустрию коммерческого космического туризма и поднимать обычных людей в то же черное небо, какое некогда встретило Алана Шепарда.

Моя цель была проще. Мне хотелось сделать в ракетах то, чего еще никто не делал. И я хотел работать с Бертом, потому что ни одно из его изделий не разбилось во время испытаний. В космических полетах, финансируемых правительством, исторически сложился уровень несчастных случаев – 4 %. Чтобы космический туризм был успешным, риск должен составлять не более одного к пяти тысячам, как на заре авиаперевозок.