Ирина Кирилюк - И каждый вечер в час назначенный...

Замечу, что на Международный венгерский фестиваль наша «Кошка» попала совершенно случайно. Московский критик Валентина Рыжова приехала посмотреть спектакль Русского театра «Жизнь Человека» И. Мадача в постановке Бориса Луценко. И я, совершенно случайно узнав от нее, что идет отбор спектаклей на Международный венгерский фестиваль, попросила Валентину Федоровну задержаться на один день и посмотреть наш спектакль, которого в списках даже не было. Она предложила позвонить в Моск­ву. Мы поднялись в кабинет В. Раевского, объяснили ситуацию, и Валерий Николаевич сразу же набрал Москву. На наше счастье, нужный человек оказался на месте. Он сказал: «Хорошо, если ваш спектакль идет уже три года, пусть Валентина Федоровна его посмотрит, и будем счи­тать, что вы дали заявку». Господи! Все-таки есть, наверное, какая-то судьба или Бог — я не знаю...

...Когда мы уже получили Гран-при и я как лауреат фестиваля ехала в Венгрию, в моей голове сложился текст исповедального выступления в адрес автора пьесы и в адрес нашего режиссера Бориса Эрина. (Удивительно и то, что два талантливых человека: драматург и режиссер родились... в один день — 5 апреля. Может быть, какие-то космические законы или биополя заранее выстраивают пути наших творческих союзов?..) Внутренне я уже подгото­вила самые теплые слова и предвкушала радостные мину­ты, когда буду находиться рядом с Иштваном Эркенем. Мы приехали в Венгрию, и я прошу переводчицу правильно прокомментировать мое выступление. Та отвечает: «Зинаи­да Ивановна... простите, но Иштван Эркень„ вчера умер...» Боже мой!.. Я стояла перед телекамерами и плакала. Мы побывали в разных городах Венгрии, я выступала на многих пресс-конференциях, которые посмертно были посвящены автору пьесы. Иштван Эркень был их своего рода нацио­нальный герой, «свой Макаенок», и «Игра с кошкой», — последняя его пьеса.

Не хочется говорить банальных слов, но я действительно всем сердцем благодарна за этот подарок, за эту роль удивительному, многогранному режиссеру Борису Эрину, который поставил в Беларуси более 40 спектаклей (22 из которых — на купаловской сцене).

Эрин укрепил и продолжил лучшие театральные традиции замечательной «школы переживания», в которой прежде всего Человек видит и слышит Человека. И яркое подтверждение этому — один из последних спектаклей Б. Эрина — «Памінапьная малітва» Шолом-Алейхема, который! был поставлен Борисом Эриным более десяти лет назад! (1989), но до сих пор живет и сохраняет свою теплоту и свежесть. В этом спектакле все выстроено строго и гармонично. Здесь переплелось и сочетание хорошего материала, и талантливая режиссура, и высокое актерское мастерство.

Я играю в этом спектакле махонькую роль — мать Менахема, которая появляется на сцене лишь на последних минутах спектакля, но тем не менее на репетициях меня интересовало буквально все. Режиссер назначил Августа Милованова на центральную роль, а Милованов — актер эксцентричный, весьма своеобразный, и мне было очень любопытно, как Эрин будет с ним работать.

Что говорить? До сих пор прекрасно работают и Август Милованов, и Наталья Кочеткова, и Галина Ткачева, и Николай Кириченко, и вся молодежь спектакля. Великолепно играл Менахема Юрий Аверьянов. Это была поистине филигранная разработка образа. Мне рас­сказывали, что Юра любил подсаживаться в парке к пожилым евреям и «заводить их на душещипательные» беседы, собирая в свою актерскую копилку различные манеры, жесты, движения, растяжку речи, что потом так красочно и живописно выплескивалось им на сцене. Меня всегда поражали его яркие импровизации на каждом спек­такле. Он умел четко фиксировать удачно найденное и шлифовал свои находки в каком-то радостном полете.

Нет Юрочки Аверьянова, нет Саши Владомирского, недавно ушли от нас Валерий Филатов и Паша Дубошинский... Это были актеры, образно говоря, грамотно идущие навстречу режиссеру. А спектакль «Памінальная малітва» живет, и та теплота, которой его наполнил Эрин, передает­ся зрителю до сих пор. Конечно, нужно отдать должное Августу Милованову не только как ведущему «главной партии», но и как художнику, оберегающему этот спектакль.

Не скрою, я была приятно удивлена тем, что Милованов, которому порой не хватало внутреннего чувственного темперамента, неожиданно повернулся новой интересной гранью. Бесспорно, немалая заслуга в этом Эрина, который помог актеру вывести свою роль вровень (а может, где-то и выше) с личностями крупного масштаба Е. Леоновым и М. Ульяновым.

Милованов выстроил образ человека, который не со­гнулся под ударами судьбы и принимает жизнь такой, какая она есть, понимая, что ни перекроить, ни улучшить ее невозможно. Каждому из нас на этой земле нужно пройти своей дорогой испытаний. Даже цитаты Тевье из Талмуда — это не что иное, как ироничная защита от ударов Судьбы. И может быть, чаще нам нужно принимать окружающий мир таким, каков он есть на самом деле, во всей его осмысленности и бессмысленности, в счастье и в горечи, во всей прелести дисгармонии. Потому что каждый новый день жизни — это подарок. Стефания Михайловна Станюта любила говорить: «Дзякуй табе, Божачка, што я яшчэ адзін дзень пражыла... яшчэ адну раніцу пабачыла...» Это и есть великая мудрость, потому что только понимание, сердечное тепло и доброта являются первоосновой человеческих взаи­моотношений. И пока будут жить эти принципы — будут жить и согревающие душу спектакли...

Размышляя над творческой судьбой Бориса Эрина, я прихожу к мысли, что произошло уникальное и редкое жизненное явление — проникновение друг в друга театра и режиссера. Мы, актеры, поверили, пошли за ним, а он вел и чувствовал себя вершителем творческой тайны, той тайны которую исповедовал в каждом спектакле, преклоняясь перед секретом великих мастеров купаловской сцены.

Не случайно в канун своего 80-летия режиссер мыслен­но вернулся в прошлое, которое никогда его не покидало. В одном из своих писем он размышлял:

«...Когда мы встретились, мне не было и сорока, а многие из актеров были значительно старше. Они выдержи­вали порой 5-часовые репетиции. Но суть заключалась в том, что они, желая понять этого странного молодого режиссера, невзирая на свой огромный опыт, звания и заслуженные признания, захотели приобщиться к требова­ниям новой актерской школы, усматривая в ней ее прелес­ти (велика благодарность им и моим учителям). Их желание к обновлению было похоже на прием страшного лекарства. «Эликсир молодости», который может дать и совсем нежелаемый результат. «Перестройка» выверенного стабильного организма была похожа на опасность. А надо ли? А зачем? И в тоже время их внутренний голос истинно творческой натуры соблазнял, вел, увлекал в неизведанность. Честь им и слава.