Юлия Варенцова - Люди неба [Как они стали монахами]

По патриаршему благословению, приняв постриг, отец Филипп не оставил светских занятий, продолжил научную и чиновничью карьеру и даже стал одним из ведущих экономистов страны.

– Как называется ваша должность, в чем ваши служебные обязанности?

– Директор Департамента по контролю за деятельностью Банка России, коммерческих банков, состояния национальной платежной системы и финансового рынка. Функционал определен законодательством, где вот этой деятельности отведена специальная 23-я статья. Открывается дверь и начинается нескончаемый людской поток с разными проблемами, связанными с работой по всем этим названным секторам.

– Где больше всего нарушений находите?

– Задача Счетной палаты – это не столько найти нарушения, сколько минимизировать количество нарушений, поэтому когда в отчете Счетной палаты существует некая цифра – свыше, скажем, триллиона выявленных нарушений, – не все эти нарушения связаны с тем, что положил в карман и унес. Не обязательно эти деньги украдены, они могут быть неэффективно использованы.

– Вы строгий начальник? Увольняете?

– Могу. Опять-таки здесь вопрос связан с исполнением законодательства о госслужбе, ты должен добиваться того, чтобы люди соответствовали. Если человек по каким-то причинам, профессиональным либо личным, не в состоянии соответствовать занимаемой должности, он не должен ее занимать. В Счетную палату стоит большая очередь народу. Совершенно не исключено, что в этой очереди мы найдем людей, которые по качеству будут выше, чем тот человек, который, с моей точки зрения, не соответствует.

– Вы занимаете такой высокий пост. Не мешает ли это достигать смирения?

– Пост – это выполнение обязанностей, а собственно смирение и достигается тем, что человек занят главным образом исполнением определенных обязанностей. Что такое смирение? Отвергнись себя, возьми крест свой и следуй за Мной (Мф. 16, 24 пар.). Найди способ отвергнуться себя, найди тот крест, который тебе по силам, и неси. Смирение прекращается, когда ты начинаешь руководствоваться какими-то своими соображениями, когда ты уходишь от обязанностей и вспоминаешь о правах. У нас сейчас демократия имеет такое свойство, что все много говорят о правах и мало кто помнит об обязанностях. В том числе и государство. Я имею в виду не только лиц, но и институты. Что государство все время говорит о своих правах, а то, что у него есть определенные обязанности, например, социального призрения. Или целый спектр других обязанностей, которые народ возложил на государство, с тем чтобы оно от имени народа их реализовывало. Вот об этом государство почему-то не помнит. Оно помнит о своем праве распределять федеральный бюджет. Только: деньги из бюджета ушли – все, оно считает свою задачу выполненной. Целевым образом они израсходованы, нецелевым, уже мало кого заботит, кроме Счетной палаты. Вот мы и бегаем с этой нецелевкой. Но вот когда все вспомнят о своих обязанностях, вот тогда будет смирение всеобщее.

Особенность Счетной палаты как института состоит в том, что наши сотрудники, инспекторский состав очень хорошо защищены законом. И даже я к ним вправе предъявить только те требования, которые обусловлены законом. Все остальное будет считаться давлением на инспектора. А это уже спектр – от уголовного до административного. В этой связи я могу руководствоваться только тем, что написано в законе. Это не мои измышления. Это не я придумал. Я обязан это спрашивать. Вот в этих рамках, как закон нам определил. У нас два базовых закона – закон о госслужбе и закон о Счетной палате.

– У вас хорошая зарплата. Что можете себе позволить? С нестяжанием как быть?

– Стяжание – это когда ты сам собираешь горящие уголья на свою голову (Притч. 25, 22). Все, что у меня есть, пришло не от меня и уйдет не ко мне. То есть я какое-то время пользуюсь вот этой дачей, но она пришла от родственников и дальше после меня уйдет родственникам, и дом, в котором я живу, тоже не мой, моего-то ничего и нет. Машина, на которой езжу, принадлежит Управлению делами Президента. Она тоже не моя… Стяжание – это целенаправленный процесс. Это значит: я ставлю себе задачу набрать, натаскать, набить себе всю комнату, все, что вокруг комнаты, и так дальше и дальше. Все это мое, как я счастлив! Да?

Я нахожу себя в таких жизненных обстоятельствах, что мне некогда думать, в том числе и о стяжании. Может быть, это, кстати, такая милость Божья к определенным людям и ко мне конкретно, что они находятся в таких обстоятельствах, что они думают только о своих определенных, очерченных интересах. То есть есть интересы, очерченные законодательством, государством, есть интересы с подготовкой кадров в Московском университете, где я тоже работаю. Также есть интересы в Синодальном миссионерском отделе. То есть у тебя есть бешеная куча занятий, которые гораздо более интересны, чем купить лишние три машины. А для некоторых эти лишние три машины – это свет в окошке, другого нет… И они кончаются, эти машины-то, очень быстро. И начинаются другие процессы, и потом, через 8–10 лет уже, может, и не надо машин, потому что лет уже будет побольше, и желаний поменьше, и лекарств надо будет еще больше, чем мне. Вот в чем вопрос. Если нет реально субъективно сформулированной цели, нет и процесса. Его не может быть физически. Лично я очень редко оказываюсь за рулем машины сам, просто потому, что мне некогда этим заниматься. Мне это не нужно.

Дача в ближнем Подмосковье служит отцу Филиппу монашеской кельей. Ведь главное– не где жить, а как.

– Вы послушное духовное чадо?

– Мне всегда казалось, что я очень строптивый. Я долго учился не пережевывать благословение. Знаете, есть такой способ поведения, который: благословение получил – иди, сынок, выполняй. И ты его выполняешь, но внутренне жуешь: вот я бы сделал так или эдак… Но за 25 лет тесного общения со своим владыкой я научился не пережевывать. Вот сказали – сделай. Получится. С благословением – получится. Ну, опять-таки – это опыт, это надо уметь, это надо узнать и это надо понять.

– Почему вы выбрали для себя такой путь монаха в миру, а не в монастыре? Чтобы иметь возможность работать?

– С одной стороны, это были 90-е годы, и возникла такая бытовая необходимость, а с другой стороны, тот результат, который получился в итоге этих всех трудов, наверное, устраивает Церковь, а значит, должен устраивать и меня. Потому что, скажем, одним из главных итогов этой жизни я, например, считаю создание кафедры истории Церкви в Московском государственном университете. Она существовала с 1863 года по 1918-й. И в 2007 году, почти через сто лет после ее упразднения, уничтожения этой кафедры большевиками, она заработала, и причем первые два года я на ней работал практически один. Как шутят по поводу богослужения: сам читаю, сам пою, сам кадило подаю. То есть и поточный курс – мой, и экзамены – мои, и занятия – мои, и специальные курсы – мои. И вот пока удалось найти людей, которых можно было взять на работу, пока это все развивалось… И уже кафедра образовалась, организационная структура, первые два года я занимался тем, что выполнял все обязанности по этой кафедре – и заведующего, и профессора, и доцента, и ассистента, и кого хотите.