Борис Семов - Воспоминания фронтового радиста (от Риги до Альп)

От переезда к городу ровное снежное поле, возможно, тоже заболоченное. Вдали, на окраине города, просматриваются отдельные домики.

Комдив разместился в будке дежурного по переезду. Кто не попал в будку, а нас всего человек пятнадцать, разместился рядом.

Вооружение у нас скромное. У солдат четыре или пять карабинов, у штабных офицеров пистолеты.

Полки дивизии окружили город, перерезали все ведущие в него дороги, тем самым лишив противника возможности беспрепятственно покинуть город или получить подкрепление.

Для штурма города сил у нас маловато, нужно продержаться до подхода других частей армии.

На севере, со стороны Курска, в снежной мгле замаячила небольшая группа немцев. Возможно, это сбежавшие из плена солдаты, а возможно, и разведка врага.

Комдив срочно организует оборону переезда. Резервов у него нет, но все же удалось собрать группу из 33 человек, вооруженных двумя-тремя станковыми пулеметами и автоматами.

Удержать переезд необходимо любой ценой, ведь он ключ к городу.

Когда отряд закрепился у переезда, комдив принял решение перейти в соседний домик путевого обходчика, стоящий от переезда в полутора километрах.

Немного прошли по железной дороге, а дальше с целью маскировки лезем по глубокому снегу.

Стараюсь не отставать от комдива. Это не просто, на меня навьючено более сорока килограммов: это две упаковки радиостанции и еще солдатское имущество.

В голове родилась пакостная мысль, нужно что-либо не очень ценное выбросить, но что? Ружье, у меня карабин, бросить никак нельзя. Это грозное оружие, особенно в сложившейся ситуации, у штабных офицеров, находящихся вместе с нами, только пистолеты, у солдат три-четыре карабина. В нашей группе только офицеры, связисты да два разведчика.

Радиостанцию тоже нельзя бросить, без нее я не воин, это основное мое оружие.

Выбор остановился на трофейном накальном аккумуляторе. Он не только на мне, а вообще нигде не числится. Бросил его, вернее оставил у дороги, подумал, если обратно будем идти здесь, то подберу его.

Вот и домик, в нем две комнаты. Одна большая с окном чуть не во всю стену в сторону дороги, вторая, сзади, чуть поменьше, это кухня с дровяной плитой.

Комдив потребовал дать связь. А я не могу, нет аккумулятора. Он уже за браунинг берется, что, говорит радист, струсил.

Ну, думаю, сейчас запросто пристрелит за потерю табельного имущества.

Говорю ему, что решил — винтовка сейчас важнее, а где аккумулятор лежит запомнил. Вместе с одним из разведчиков сходил за ним. Лежал он близко, метрах в двухстах от домика.

Вернулся и быстро установил необходимую связь.

Только успели обосноваться, появились немецкие самолеты. Этого мы не ожидали, считали, что плохая погода, нелетная. Облака низкие, метель, часто идет снег.

Подобрались к нам какие-то небольшие самолеты, летели они на малой высоте. Таких за всю войну больше не видел.

Пробомбили переезд, бомбят защитную лесополосу, постройки у дороги.

Разрывы все ближе и ближе к нам. Свистит бомба, чувствую, что «наша». В домик бомба не попала, разорвалась перед окном.

Взрывной волной выбило оконную раму со стеклами. Она рухнула на стол и осколками стекла засыпала карту генерала.

По счастью, из находившихся в комнате людей никто не пострадал.

Бомбежка переезда для противника была, по-видимому, сигналом к наступлению.

Из снежной дали вынырнула цепь атакующих немецких солдат. Начался жаркий кровопролитный бой за переезд. Атаки противника следовали одна за другой.

Вдали на дороге и в поле просматриваются контуры больших грузовых машин. Среди них мелькнуло что-то вроде стекол автобусов, вероятно штабных.

Противник атакует и атакует, любой ценой стремясь прорваться в город. Его еще подхлестывает и тридцатиградусный мороз.

Бой на переезде не затихает. Против нашего отряда действуют намного превосходящие силы противника, к которым все подходят и подходят новые резервы.

Не знали мы тогда, что на нас навалились остатки разгромленных под Курском десяти-одиннадцати немецких дивизий. Были там и штабы, и штабные автобусы.

Силы защитников переезда тают, мы очень переживаем.

Бой совсем рядом, ребята геройски дерутся, а мы сидим, как зрители в театре, и ничем не можем помочь.

Бой продолжался до темна. Наступила ночь и бой прекратился. Что там произошло, где наши и где немцы?

Двое офицеров рискнули пробраться на переезд. Вернувшись они доложили, что все наши погибли, они видели их трупы, немцев на переезде и вблизи от него нет.

Всем 33 защитникам переезда посмертно было присвоено звание Героя Советского Союза.

Позже выяснилось, что двое защитников переезда остались живы. Тяжело раненые они отползли в кусты у дороги. Там их нашли и подобрали санитары из воинской части, не входящей в наше воинское соединение.

Об этом событии узнало высшее командование и в Указ было внесено изменение. Живые тоже стали героями.

Когда узнал о спасении санитарами двух героев переезда, вспоминалась фронтовая песня, словно об этом или подобном случае.

Шли семидесятые годы. Двадцать пять лет прошло с тех пор, как кончилась война. Страна впервые отмечала юбилей победы.

Один из корреспондентов газеты «Правда» решил посетить место, где горстка бойцов героически обороняла железнодорожный переезд. Он надеялся найти свидетелей тех событий.

На переезде он осмотрелся и решил, что из расположенных на окраине города домиков переезд просматривается.

Появилась надежда, что кто-либо из жителей этих домиков что-либо видел, или что-либо помнит о событиях тех дней. Уверенный в успехе, отправился побеседовать с жителями.

Увы, его ждало разочарование. Окраина города представляла жалкое зрелище. В ветхих домиках отсутствовали водопровод и центральное отопление. Все удобства, как говорится, были во дворе.

Коренного населения не было, жильцы сменились несколько раз. Корреспондент уже потерял надежду узнать что-либо новое, когда кто-то ему подсказал, что в одной из халуп живет одноногий инвалид войны.