Борис Семов - Воспоминания фронтового радиста (от Риги до Альп)

Только не нужно забывать, что зима у нас не западноевропейская, а наша, русская длинная холодная, морозная. В этих условиях тепло нужно и самим, и скотину сохранить нужно.

Это так, но белье у крестьян было хоть грубое, холщовое, но чистое, опрятное. Бани в деревнях были, и неплохие, недаром название и признание получили как «русские бани».

Продолжающееся наступление позволило ознакомиться с окопами и землянками немцев. Первое впечатление в их пользу.

Землянки на вид уютные, в них матрасы, даже кое-где кровати, у многих стены облицованы деревянными щитами и в некоторых электрическое освещение. Оборону они держали с комфортом.

В наших землянках три наката сверху, и, если повезет, солома на полу.

Только у них все было наворовано в ближайших поселках. Мы мародерством не занимались, не только на Родине, но и за рубежом.

В армии на фронте банному вопросу уделяли серьезное внимание. Периодически в одной из передышек в боях в ближайшем селе старшина облюбовывал избу, имеющую две большие комнаты, и организовывал в ней баню.

В одной комнате раздевались, в другой банились. Белье нам меняли, а пока народ банится, обрабатывали обмундирование. Для этого была специальная машина по прозвищу «вошебойка», она имела водогрейный котел и камеру для обработки одежды высокой температурой.

Однажды зимой такой избы поблизости не оказалось.

Старшина выход нашел — раздеваемся в одной хате, банимся в другой. Хаты расположены по разные стороны улицы. Мы нагишом, как нудисты, бегали по морозу туда-сюда на удивление всей древне.

После вынужденного посещения немецких окопов и землянок с роскошным на вид бытом, стали у нас бока зудеть, и почесываться мы начали. Оказалось, у хваленных немцев вшей полно было. Наградили они нас ими.

К счастью, наш банный ритуал с этой напастью справился, а у них такого ритуала не было. Отсюда вывод, что чище мы оказались, а не немцы.

Юго-западнее Харькова немцы создали мощную армейскую группировку. Над южным левым крылом Воронежского фронта и правым крылом Юго-Западного фронта нависла серьезная угроза. Высшее командование об этом, возможно, знало, а мы нет.

У нас пока вроде все хорошо. Дивизия непрерывно наступает уже почти два месяца.

Противник упорно сопротивляется. Видимо, у него подходят резервы, а наши силы помаленьку тают.

Наши потери восполняются не полностью, редеют ряды дивизии. За прошедшую неделю отбили несколько атак противника. 23 февраля после упорного боя заняли Ахтырку, это уже город Сумской, а не Харьковской области.

Положение у дивизии сложное. По радио слышал, что наши войска оставили города Харьков и Белгород и ведут тяжелые оборонительные бои, а они ведь у нас в тылу.

Предчувствие мое, к сожалению, оправдалось. Не смогли наши танкисты удержать Харьков, жаль тех ребят-десантников, что ехали на танках. Трудно им пришлось, вернулись немногие.

Мы продвинулись еще западнее Ахтырки на несколько километров.

Противник упорно сопротивляется. Нам становится все труднее. Ряды дивизии изрядно поредели, соседи где-то отстали. Мы закрепились на достигнутом рубеже, но чувствуем, что без подкрепления долго продержаться не сможем. Вслух об этом никто не говорит, но думают многие.

Гремят котелки возле кухни, скоро завтрак. Обычное утро фронтового дня. Погода радует, небо чистое, голубое, морозец небольшой. На передовой затишье, опять немцы какую-то пакость готовят.

Из штаба корпуса прибыл офицер. Дело обычное, но в этот раз необычно было то, что он с комдивом сразу уединился. Обычно при таких разговорах присутствовало несколько офицеров.

Учитывая сложившуюся ситуацию, все подумали, что речь идет об окружении.

Кончились переговоры и комдив послал несколько разведчиков с каким-то поручением в тыл. Чем это вызвано? Может, с тылом связаться по радио или передать поручение с кем-либо, направляющимся в тыл по делам?

Неожиданно быстро разведчики вернулись. В действительности они проверили, окружены мы или нет. Раз вернулись, значит окружены.

Слово «окружение» никто не произносит, можно вызвать панику.

Комдив отдал приказ об отступлении. Оказалось, что прибывший офицер привез приказ об отступлении и об организации выхода из окружения.

Нам нужно выйти на Северский Донец южнее Белгорода. Дорога Харьков—Белгород уже у противника.

В назначенном месте наши танки прорвут кольцо. К месту прорыва мы должны подойти к 9 часам вечера.

«Окно» для нашего прохода танки будут удерживать час. В 10 часов, независимо от того, успеем мы перейти дорогу или нет, танки уйдут.

Оторваться от противника на передовой удалось. Сымитировали атаку, а сами тихонько уползли. Дивизия в походной колонне движется по заданному маршруту. Первым идет пехотный полк, затем штаб дивизии, остатки обоза дивизии, санбат и второй полк, замыкает колонну артиллерия — три уцелевшие пушки с тремя осколочными снарядами у каждой.

Третий полк к общей колонне не успевал, он двигался по параллельной дороге. Оторваться от противника удалось, но недолго.

Вскоре сзади показались немецкие танки. Близко они не подходят, держатся на расстоянии выстрела наших пушек. Знали бы они, что у пушек по три снаряда, да и то осколочных!

Обогнать и окружить нас они не могут. Местность ровная, летом танкодоступная. Но сейчас зима и в полях лежит глубокий снег. Немецкие танки по такому снегу идти боятся. Конструкция их танков на наши снега не рассчитана. Танк не подминает снег, как наши, а нагребает перед собой сугроб. Если танкист прозевает, танк на сугроб с разгону влезет и ни туда, и ни сюда, и слезть не может, получается хорошая мишень.

Третий полк тоже танки преследуют. Он от нас на расстоянии 2–2,5 километра. Соседняя дорога описывает дугу в сторону от нас, поднимается на небольшой пологий пригорок, снег с которого весенние ветра сдули.

С тревогой наблюдаем — что же будет? По бесснежному полю преследователи полка устремляются вперед и обгоняют его. Наши преследователи покидают нас и тоже устремляются к тому полку. На наших глазах полк окружен и пленен.

После этого нас преследовать перестали. Очевидно, для их танковой части мы не представляли достаточно лакомый кусочек. Авиация противника нас тоже не тревожила.

Зимняя дорога трудная для всех, тяжело людям, не легче лошадям и технике. В пушки запряжено две упряжки, и то они еле справляются.

Осталась одна автомашина — наша радиостанция. Ее мы тащим буквально на руках, то откатываем, то толкаем, но все же едем.

Уже не помню, сколько времени мы шли к назначенному месту прорыва, день или два. К назначенному времени с огромным трудом, но успели. Вот и пункт назначения для прорыва. Это деревенька на шоссе Белгород—Харьков, ее только что захватили и удерживают три наших танка. У одного что-то с гусеницей. К счастью, повреждение легко устранимое.