Валентин Логунов - Бесы в красной гостиной

Организаторы путча в лице председателя правительства и руководителей силовых ведомств то ли переоценили собственные умственные способности, то ли и правда находились в неадекватном состоянии, но факт остается фактом: они просчитались даже в том, кто является истинным противником Союза.

А между тем, на их глазах усиливалось давление на президента СССР со стороны республик, и прежде всего со стороны российской власти. Ельцин требовал все больше и больше самостоятельности, на каждую уступку Горбачева он отвечал новыми требованиями, исполнение которых – и это было очевидно – вело к распаду страны.

Что же делают путчисты? Они изолируют президента Союза и обеспечивают свободный проезд Ельцина из Архангельского в дом на Набережной, резиденцию Верховного совета России, в которой функционирует связь, действует весь комплекс коммунальных услуг, организовано питание, обеспечен прямой вход и выход из помещений. Не странно ли: Горбачев подвергнут домашнему аресту, у него отключена связь, а Ельцину – простор и полная свобода действий? Я, разумеется, далек от мысли, что путчисты действовали заодно с Ельциным. Скорее всего, их затея возникла спонтанно. Хотя и в это трудно поверить; все-таки опытные люди, а председатель КГБ Владимир Крючков слыл большим аналитиком.

Мне довелось быть свидетелем и в какой-то степени участником этих событий. Рано, часов в пять-шесть утра, у меня на даче в Архангельском зазвонил телефон. Звонил Полторанин: «Вставай, в Москве военный переворот». Человек все-таки странное существо: видно же было невооруженным глазом, как обостряется обстановка, что возможен взрыв, а в худшее все же не верится, не хочется верить. «Миша, я понимаю, тебе стало скучно после ночной пьянки, но причем тут я?» – «Вставай, включай телевизор».

На экране демонстрировали запись заявления вице-президента Янаева.

Минут через десять я был на даче Ельцина. Во дворе нервно ходила Наина Иосифовна, подобно наседки кудахтала: «Ой, что же будет, что будет…». В сторонке стоял Александр Коржаков, он кивком головы показал, где собрались оказавшиеся в Архангельском члены российского правительства. В гостиной дачи находились Силаев, Хасбулатов, Полторанин, Шахрай и Бурбулис. Затем приехали сначала Лужков, а чуть позже Собчак.

Ельцин был одет по-домашнему, он, если мне не изменяет память, поздним вечером возвратился из Казахстана, где его по-азиатски широко и тепло встретил и проводил Назарбаев. Проводы состоялись на берегу озера, Борис Николаевич много плавал, фыркал от удовольствия, свежая озерная вода, наверное, привела его в подобающее состояние. Во всяком случае, утром он чувствовал себя неплохо. Озирался по сторонам, наконец, зычным голосом пожаловался: «Кто-нибудь наконец даст тапочки президенту?». Тут же с тапочками припорхнула дочка – Таня.

Сочиняли воззвание к народу. Формулировали текст коллективно, но основным автором был Хасбулатов. Он же записывал текст на бумагу. После того как обращение было готово, выяснилось, что в Архангельском ни у кого нет печатной машинки (о компьютерах тогда и слыхом не слыхали). Начали советоваться, каким образом доставить заявление (его подписали Ельцин, Силаев, Хасбулатов) в Москву, а из Москвы гражданам России.

Лужков между тем рассказал, что в Москве все спокойно, военной техники, когда добирался в Архангельское, нигде не заметил. Рано утром ему позвонил первый секретарь Московского горкома партии Прокофьев, пригласил на срочное совещание в горком. Лужков будто бы резко ответил, что у него другие дела, на что Прокофьев обещал выдать «собачий билет». Помнится, рассказывал он об этом как о героическом поступке и словно бы ждал, что вот сейчас Ельцин откроет сейф и прицепит на грудь Юрия Михайловича орден. Но орденов у Ельцина тогда еще не было.

Собчак был краток. Оказывается, он заехал в Архангельское только за тем, чтобы посоветоваться: остаться ли ему в Москве рядом с президентом или ехать в Питер. «В Питер, в Питер, – сказал Ельцин. – Там вы нужнее, организовывайте сопротивление в городе, поднимайте народ». Собчак уехал. Хасбулатов тоже собрался ехать в «Белый дом». Нужно было как можно скорее собрать президиум парламента, а если удастся, и Верховный совет, коллективно выработать отношение к ГКЧП, обратиться к народу уже от имени Верховного совета. Я попросил своего шофера следовать за машиной Хасбулатова, не отпуская ее дальше двадцати-тридцати метров. Машина Хасбулатова и машина сопровождения, а вслед за ними и мы, мчались на предельной скорости, объезжая редкие заторы по газонам и обочинам шоссе. К концу пути водитель был весь в поту.

Действия парламента России многажды и подробно описаны, нет смысла повторять то, что хорошо известно. Упомяну лишь несколько деталей. Комитет по чрезвычайному положению прикрыл десятка два газет, среди них и «Российскую газету». Однако нам удалось подготовить и выпустить нелегальный номер на четырех полосах формата А4 тиражом 30 тысяч экземпляров. Мы это сделали с помощью своих коллег в Волгограде. Всю практическую работу выполнил мой заместитель Владислав Александрович Иванов. С папкой материалов (в основном принятых Верховным советом решений и постановлений указов президента) Владислав Александрович прибыл в Волгоград, в местной типографии газету срочно набрали, напечатали, и затем в выкупленных купе пассажирского поезда она была доставлена в Москву. В парламенте оказалась утром в день, когда путч уже был подавлен. Тем не менее, депутаты искренне радовались, читая запрещенную газету.

Ночь на 22 сентября прошла без сна. Каждые полчаса приходили вести: то по такому-то шоссе движутся танки, то на таких-то улицах вблизи парламента сосредоточились спецгруппы, то сообщалось, что атаку, скорее всего, начнет десант с крыши здания парламента. Мы легкомысленно посмеивались над новостями; делать, в общем-то, было нечего. Приятный сюрприз сделал депутат с Сахалина Виталий Гулий. Он только что вернулся от матушки, проживавшей в Приднестровье, и захватил с собой канистру молдавского вина и яблоки. Мы – Юрий Рыжов, Михаил Полторанин, Николай Травкин, Виталий Гулий и я – устроились под лестницей и опустошили содержимое канистры. Мимо бегали какие-то люди и раздавали противогазы. Кто-то назвал номер комнаты, где под роспись выдают автоматы. Я зашел в кабинет назначенного Ельциным председателя КГБ России. Кабинет у него был, но сотрудниками и даже секретарем-машинисткой обзавестись не успел. Я сказал ему, что раздают автоматы. «Зачем? – удивился он. – Не делай глупость, не бери». Я сказал, что три года отслужил в армии и помню, как им пользоваться. «Ты не успеешь и пальцем пошевелить, как тебя уже не станет. Учти, они в первую очередь уберут тех, у кого увидят оружие». «Что же делать?» – «Ждать, – ответил он. – Вон диван, ложись, поспи». Я поднялся на следующий этаж и зашел в кабинет государственного секретаря Геннадия Бурбулиса. Он тоже оказался в одиночестве. Держал телефонную трубку и, кажется, ожидал абонента. Наконец, в трубке отозвались: