Валентин Логунов - Бесы в красной гостиной

Николай Самохин, кандидат экономических наук, в статье ««Дорыночные» пенсии в базарный день» («Российская газета», 4 марта 1992 года), оценивая бюджет на первый квартал 1992 года, заключает свою статью словами: «Вьюги да метели под февраль налетели. Именно так оно и случилось в социальных отношениях. Февраль напомнил, что без денег на базар не ходят. Существует по меньшей мере пять категорий россиян, положение которых продолжает ухудшаться: дети, подростки, учащаяся молодежь, нетрудоспособные инвалиды, неработающие ветераны. Без малого половина населения. Та его часть, нужды которой не учли при составлении российского бюджета на первый квартал 1992 года».

Что остается людям? Им остается сравнивать «советскую» жизнь с «капиталистической», задумываться над мерами ценностей, которые они теряют и которые приобретают. Ход размышлений незатейливый. Что приемлемее: очередь за молоком за 24 копеек за литр или без очереди тот же литр молока за 24 рубля? Человеку, которому ничего не стоит съездить на Канары (а такие уже появились), ничего не стоит и литр молока за 24 рубля. А пенсионер задумывается.

Люди начали размышлять и делать выводы. А выводы такие: советская власть была озабочена в первую очередь базовым благосостоянием граждан (дешевые продукты питания, простенькая одежда, простенькое жилье, простенькая база отдыха, дешевая электроэнергия, бесплатное медицинское обеспечение и образование). И мало уделяла, а то и вовсе не уделяла внимания производству престижных товаров. Заметим, именно в 80-е годы, когда базовое благосостояние достигло максимального удовлетворения, началась массовая охота за престижными товарами (джинсы, магнитофоны, итальянская обувь). И разве случайно в правительстве оказались фарцовщики и апологеты Запада? Что-то в голове советского человека тогда перевернулось: базовые товары потеряли ценность (что имеем, не храним?).

Не праздный вопрос: откуда взялась в тоталитарном, по утверждению наших либералов, государстве огромная стая продвинутых людей – запредельных демократов, бизнесменов, правозащитников, радикальных политиков? Скажут: выросли на кухнях в малогабаритных квартирах. А если предположить, что не только там, но и в вузах, в комсомольских комитетах, на старинных, бывших дворянских дачах?

Мне запомнился телевизионный репортаж с митинга либералов, собранного Гайдаром и его сторонниками осенью 1993 года, на котором прозвучал страшный призыв моего коллеги, журналиста, активно сотрудничавшего с «Российской газетой» (имя покойного называть не стану). Он прокричал: «Задавить эту гадину!». Коллега имел в виду избранный народом российский парламент. Потом выступил совсем молодой человек, говорил сбивчиво, но тоже с напором. Они думали, вопил он, что мы им позволим как в 1917 году ограбить страну. Теперь им это не удастся!

Этот имел в виду уже большевиков и отнятые ими у собственников заводы, фабрики, пароходы. Я и тогда, и спустя более четверти века задавал и задаю себе вопрос: откуда взялся этот малец, как и в каком по счету поколении удалось ему сохранить ярость деда, а то и прадеда? И как ему наверняка трудно жилось в состоянии постоянной раздвоенности! Или это особый вид конформизма, сидящий в человеке так глубоко, что он сам до поры до времени, до особого момента не знает о его существовании?

Однажды в командировке оказался в одном номере гостиницы с инженером из Москвы. Служил он в системе так называемого среднего машиностроения, а догадался я об этом потому, что пребывали мы с ним в секретном городе – в Краснокаменке Читинской области.

Зачем инженеру ехать из Москвы в такую даль и на такое предприятие, если он не трудится в министерстве среднего машиностроения, проницательно подумал я. И не задавал ему никаких вопросов. Заговорил он сам. Но не об уране и способах его обогащения, а о московской «голубой крови». О детях больших московских начальников, об их гульбе и разврате, дорогих заграничных машинах, о том, какие тряпки на них, и какая обувь. Говорил зло. И мне показалось, с завистью.

Постсоветская «золотая молодежь» вышла как раз из среды завистливой интеллигенции, сосредоточенной в основном в столице. Из тех, у кого папы и мамы достигли больших высот, но не дотянули до вершин. Не дотянули не потому, – так считали они, – что были глупее или менее талантливы, а потому что так звезды сошлись. Между собой они посмеивались над правителями страны, судили о том, какое они ничтожество, как бы невзначай, ненароком похваливая друг друга и рассуждая о том, как бы умно они управляли страной, доведись им оказаться наверху.

Эта «золотая молодежь» и явилась той закваской, которая подняла российское ленивое тесто. И тесто в конце 80-х поперло из берегов.

Гайдар и его команда – типичные представители «золотой молодежи». Их особенность в том, что они благодаря своим отцам, занимавшим на иерархической лестнице советского общества промежуточное положение (между высшим руководством страны и уже довольно обширной советской интеллигенцией – профессурой малопрестижных институтов, научными работниками многочисленных НИИ, не говоря уж об огромной армии инженеров, учителей, медиков) благодаря им, отцам, получили хорошее образование, имели возможность читать то, о чем рабоче-крестьянский интеллигент и не подозревал, общаться с неординарными людьми.

Однако, в отличие от отцов и дедов, они совершенно не знали народа. Это поколение – дети Арбата, переполненные спесью, брезгливые ко всему, что просто, народно и одето не в джинсы, равнодушные к чужим страданиям, поскольку им не выпала эта доля – жить в бараках, спускаться в клетях за углем и золотом, рубить лес на делянах в тучах гнуса, пасти стада в безводных степях, наконец, преподавать в плохо отапливаемых школах и лечить старух в малоприспособленных кабинетах. Они не только не видели этого, но и не догадывались о том, как живется народу.

Это, в общем-то, не вина их. Это вина отцов и среды, в которую отцы погрузили их. Там царила болезненная ревность к карьерным продвижениям, научным и творческим успехам даже представителей своего, элитного круга. Но особенно они ненавидели высшую партийную и советскую власть. Ненавидели втайне. И, кстати, не за то, что те строят не капитализм, а социализм, а за то, что строят социализм неправильно, не по Марксу.

Каким-то загадочным образом они утратили и дух своих отцов. А утратив дух, стремительно скатились в материальный мир, где мораль и нравственность перестали быть ценностью.

Как и почему это произошло? Ведь что бы ни говорили о стране последней четверти двадцатого столетия, как бы ни пытались превратить ее в «империю зла», а люди-то в основном жили в соответствии с моральным кодексом строителя коммунизма – слепка с Нагорной проповеди. Я не знаю ответа. Лишь одно приходит на ум: червь заводится в экологически чистом яблоке…