Джули Кавана - Рудольф Нуреев. Жизнь [litres]

В то время гораздо больше соблазна для него представляли недавно открывшиеся возможности роскошной жизни. В 1967 г., когда он только надеялся найти постоянное место пребывания, его пригласили пожить в «двух красивейших домах в Англии», городской и загородной резиденциях князя и княгини Радзивилл. Подобно своей старшей сестре, Джекки Кеннеди, Ли Радзивилл принадлежала к числу самых страстных поклонниц Рудольфа. Обе сестры унаследовали фамильную экстравагантность Бувье и потрясающую уверенность в себе – то, что Трумэн Капоте называл чувством права на роскошь. Их решительная, амбициозная мать воспитала дочерей в убеждении, что богатство и положение в обществе ценятся гораздо выше любви. Второго мужа Ли Жанет Бувье сочла европейской разновидностью ее отца. Старше жены на девятнадцать лет, Станислас, или Стас, Радзивилл, польский аристократ, обладал неотразимым в глазах Ли старосветским обаянием. Создав компанию с известным лондонским магнатом в сфере недвижимости, Радзивилл нажил достаточно денег, чтобы позволить жене нанять огромный штат прислуги, хорошо одеваться и ни в чем не нуждаться. Он любил баловать ее и опекал, как жену-девочку, «как Нору в «Кукольном доме», – говорит ее подруга, актриса Лесли Карон. – У меня возникало чувство, что ей хотелось расправить крылья и стать независимой».

С ранней юности, бежав от напряженных отношений дома, Ли увлеклась миром иллюзии и тайны: «Музыка, живопись, та атмосфера, к какой меня больше всего влечет – это всегда XIX век. Он был диким, романтичным, парящим, неуправляемым – ревели океаны, скакали лошади. Он нисколько не похож на холодный и красивый XVIII век. Я люблю драматических композиторов, Дебюсси, Скрябина, Малера, Равеля и таких художников, как Давид и Делакруа. Они обладали такой мощью, жизненной силой, такой теплотой». Поэтому вполне естественно, что ее влекло и к Рудольфу. В начале марта 1966 г. она позвонила Джоан Тринг и сказала: ей известно, что скоро его день рождения. Она спрашивала, можно ли устроить прием в его честь. «После этого, – говорит Джоан, – она уже не отпускала его».

Вначале, признает Ли, Рудольф отнесся к ней довольно подозрительно – «он был как встревоженный зверь: всегда начеку, он боялся, что его поймают или заманят в ловушку». Он «довольно тепло» принял ее, когда она начала приходить на его классы и репетиции, но больше всего его влекло то, «как мы живем… как я что-то делала». Ли обладала особым чутьем – «не спокойный хороший вкус», как выразился декоратор Николас Хаслам, но нечто более театральное. В имении Тервилл-Грейндж, раскинувшемся на 50 акрах в долине Темзы, перестроенном из беспорядочной пекарни эпохи королевы Анны, стены в столовой расписывала сценограф Лила Де Нобили, которая поместила портреты двух детей Радзивиллов на сицилийские платки, «зарисованные «выцветшими голубыми тонами в русском стиле». Протеже Де Нобили был Ренцо Монджардино, который, вместе с самой Ли, реставрировал комнаты в обоих резиденциях Радзивиллов. Его декор, сплав декадентства с классицизмом, был «на 80 процентов Лилой» с налетом генуэзского палаццо, в котором он вырос; его душистые, заполненные цветами комнаты, куда свет проникал через полузадернутые шторы, вдохновил Ли на создание собственных интерьеров. То, как Монджардино умел осветить комнату и его архитектурный дар настолько впечатлили Рудольфа, что он поручил ему декорации для своей следующей постановки. Что еще важнее, его интерьеры сыграли очень важную роль в формировании вкуса самого Рудольфа к декору. Ему нравились «яркие краски, восточный колорит», которые воссоздал Монджардино в лондонской гостиной Ли, но по-настоящему он восхищался столовой, где стены были обиты старинной кордовской кожей, – вначале она использовалась в декорациях Монджардино к «Укрощению строптивой» Дзеффирелли. «Она была тяжелая и темная, и Рудольф ее обожал. Раньше он не слыхал о Ренцо, но всегда был очень любопытен и восприимчив».

Обнаружив, что их объединяет страсть к красивым вещам и роскошным тканям – «особенно ко всему восточному», – они с Ли часто ночью, после спектаклей, ходили смотреть на витрины [103] В залог своей привязанности Ли подарила Рудольфу российского двуглавого орла из золота, украшенного бриллиантами и рубинами; он прятал его в тайной нише в своем огромном камине в Ла-Тюрби. .

«На следующий день мы возвращались». Сама Ли была «фантазеркой», которую многие считали более интересной личностью, чем более заурядную Джекки. В ней была чистота, небрежное изящество и, как часто говорил Сесил Битон, она, кроме того, была «бесконечно красивее» своей более фотогеничной сестры. Рудольф считал ее не только красивой, но и умной. «В конце концов, – говорил он, – она не просто занимает видное положение в обществе. Она привлекает видных людей». Рудольф искусно делил время между двумя сестрами-соперницами: фотографировал поход за покупками на Пятой авеню с Джекки, танцевал с Ли в Монте-Карло, но было время, когда он был гораздо ближе к Ли – по ее словам, сестра очень завидовала их связи.

Понимая, что Рудольф начинает играть большую роль в ее жизни, что ей хочется «заботиться о нем, защищать его» – Ли пригласила его пожить в их трехэтажном доме, пока он не подыщет собственное жилье: «Мне казалось, что ему очень хочется жить в доме. Мы могли подарить ему домашнюю жизнь, хотя наши дни протекали совершенно по-разному. Он поздно возвращался домой и спал допоздна; завтракать ему нужно было подавать около четырех. Всегда бифштекс с кровью».

Хотя Рудольф редко виделся со Стасом Радзивиллом, который рано уезжал на работу, за городом Ли особенно заботилась о том, чтобы Рудольф больше общался с ней. Их привязанность очень отличалась от той «очень эмоциональной дружбы», какая установилась у нее с Капоте. По ее словам, «Рудольф был гораздо более страстным, гораздо более мужественным». Вместе с тем она клянется, что она никогда не заблуждалась относительно сексуальной ориентации Рудольфа. Он давно признался ей в своей «огромной любви» к Эрику [104] Рудольф уверял Ли, что он «разорвал все их письма», и она пришла к выводу, что он уничтожил собственные письма (как на самом деле и произошло). «Будучи очень подозрительным по натуре, он думал, что Эрик каким-то образом может воспользоваться его письмами против него. Может быть, он стыдился своей страсти. Он считал, что она разоблачит его большую слабость, а такой своей стороной он не желал делиться с широкой публикой». , и она уже давно поняла, что он «на 99 с половиной процентов гомосексуален». Если какая-нибудь женщина отдаст свое сердце Рудольфу, писала Ли, ей «придется взять инициативу на себя» (как поступила она сама, когда в девятнадцать лет сделала предложение своему первому мужу). Некоторые были убеждены, «потому что просто знают», что Ли удалось затащить Рудольфа в постель. (Одна гостья, которая приехала на выходные в Тервилл-Грейндж, видела, как пара уходит на луг на закате, и, судя по «их языку тела», что они любовники.)