Джули Кавана - Рудольф Нуреев. Жизнь [litres]

Но, хотя Рудольф говорил Мод Гослинг, что Ли забеременела от него – «И что, по-твоему, она сделала? Убила моего ребенка», – Ли уверяет, что это неправда [105] Через двадцать лет Рудольф утверждал то же самое. Когда Нинель Кур-гапкина показала ему фотографии Михаила Барышникова с детьми и спросила, почему у Рудольфа нет своих детей, он ответил: «Потому что женщины дуры. Первая – Ксения – боялась; вторая – американка – тоже боялась. Они думали, что я не буду заниматься ребенком». . Однако она не скрывает, что была одержима Рудольфом. «Единственное, чего я хотела, – заполучить его только для себя. Навсегда».

То же самое чувство посетило и Марлен Дитрих. Она была влюблена в Рудольфа – «Этого мальчика», как она его называла, – настолько, что однажды перерисовала его снимок с помощью копировальной бумаги и принесла ему для автографа. Кроме того, она хранила еще несколько подписанных фотографий Рудольфа. На одной он написал: «Милой Марлен с агромным [так!] восхищением». Правда, Нико Георгиадис уверяет, что Рудольф не был большим поклонником Дитрих как актрисы: «Он находил ее фальшивой в фильмах Штернберга – он не понимал стилизации». Они познакомились дома у Гослингов в тот вечер, когда Кеннет Тайнен привел ее как свою гостью, а Рудольф «поинтересовался, кто эта старая статистка». Поскольку Дитрих жила недалеко от квартиры Рудольфа на Итон-Террас, иногда она заходила к нему без предупреждения или одна приходила на балет. Однажды Рудольф попросил Джоан Тринг достать билеты для Дитрих и нескольких друзей, с которыми он собирался встретиться после спектакля в «Капризе». Когда Джоан пришла в ресторан, она увидела, что Дитрих сидит одна за столиком в углу и терпеливо ждет, «когда останется наедине с Рудольфом». «Извините, но этого не будет», – решительно объявила Джоан, пересадив звезду за стол побольше, где сидели Шон Коннери и его жена, Дайан Силенто. Вскоре появился Рудольф и увидел, как Дитрих «набрасывается» на Коннери всего лишь из-за того, что «она ужасно не любит высоких людей». После ужина они отправились на прием в Челси, но, не выдержав приставаний кипучей Эйприл Эшли, хорошо известной транссексуалки, Дитрих настояла, чтобы Рудольф отвез ее домой. «Если я не вернусь через двадцать минут, приезжай и забери меня», – велел он Джоан, боясь, что Дитрих «может приковать его наручниками к постели». Рудольф все больше и больше относился к женщинам как к опасным хищницам. Он даже Марго считал своего рода дьяволицей. «Может быть… то, что Марго столько получила, танцуя со мной, а я много, много меньше, я до последнего времени сижу один на полу, усталый и измученный. Может быть, дело в том, что она много взяла от меня, потому что это она хочет быть той, которая выжила». Женщины, считал он, «глупы, но сильнее матросов. Они хотят выпить тебя досуха и бросить тебя умирать от слабости». Он терпеть не мог, когда его выслеживали одержимые поклонницы, которые следовали за ним повсюду, куда бы он ни шел. Одной из таких поклонниц была Роберта Ладзарини, которая признается, что она «побывала всюду». В Вене она бросала на сцену цветы после «Танкреди», и она помнит «шок и выражение совершенного отвращения на его лице», когда он поднял голову и узнал ее. Любопытно, что Рудольф использовал свое женоненавистничество для того, чтобы насытить танец. Именно в нем он черпал вдохновение для своих следующих двух ролей.

В декабре 1965 г. он выступал в парижском Дворце спорта. После представления, дождавшись, пока последние поклонники отойдут от его гримерки, к нему зашла пожилая француженка. Не представившись, она по-английски спросила, слышал ли он о балете на либретто Жана Кокто под названием «Юноша и смерть». Рудольф, еще снимающий макияж, смотрел на ее отражение в зеркале.

– Да. Его поставил Бабиле.

– Хотите сняться в экранизации балета?

– Не знаю… Я не исполняю ничего, кроме классических балетов.

– Хотите, я поговорю с Роланом Пети?

– Если вам угодно. Он должен поставить для меня балет в Ковент-Гардене.

Дениз Туаль была кинематографисткой, режиссером и продюсером [106] Жена сюрреалиста Ролана Туаля, она снимала документальные фильмы о Луи Бунюэле (ее предыдущий муж, Пьер Батчефф, снимался в фильме Бунюэля «Андалузский пес»), а также о съемках «Сладкой жизни» Феллини. Туаль, работавшая со Стравинским и Кокто, отвечала за возобновление постановок «Царя Эдипа». . Ее прислал Ролан Пети, создавший роль, в которой прославился Жан Бабиле в 1946 г. В 1959 г., когда Рудольф с труппой Театра имени Кирова был на гастролях в Вене на фестивале молодежи, он очень хотел связаться с Пети, чей сексуальный, водевильный стиль он находил таким новым и странным. Тогда он посмотрел балет «Сирано де Бержерак». Декорации Антони Клаве и костюмы Сен-Лорана были типичными для стиля «парижский шик», характерного для творчества Пети. Правда, наибольший интерес для Рудольфа представляло чутье хореографа на высвечивание характера: после «Юноши и смерти» Бабиле стал культовой фигурой, а «Кармен» Пети превратили Зизи Жанмер в «своего рода асексуальную фурию»; она обкорнала свои длинные черные волосы, и ее знаменитая стрижка «под мальчика» прославилась во всем мире.

Через месяц Пети и Жанмер сняли на лето дом в Сен-Тропе; ожидалось, что Рудольф заедет к ним с Эриком по пути в Ла-Тюрби. По словам Туаль, они ждали – день, два… «На третий день в парк влетела спортивная сине-желтая машина и остановилась на краю бассейна. Вокруг бассейна сидели друзья, среди них один молодой журналист. Рудольф увидел его и, выругавшись, швырнул ключи на землю.

Зизи вспоминает, что тот критик был «довольно гадким», и Рудольф, придя в ярость при виде его, сразу же снова сел в машину. Эрик попытался успокоить его, но Рудольф согласился присоединиться к гостям только после того, как Туаль увезла журналиста на прогулку по окрестностям. К вечеру два танцовщика исчезли. В их отсутствие позвонили из гаража в Монте-Карло, рассказав запутанную историю о «взятой напрокат» машине, неверно заполненных бумагах и вызове в полицию за превышение скорости на горной дороге. На следующий день, когда Рудольф и Эрик вернулись, Пети и Туаль показалось, что обстановка благоприятна для обсуждения фильма. В конце о нем заговорил сам Рудольф: он хотел сниматься в «Юноше и смерти», сказал он, но снимать придется быстро, где-нибудь в сентябре, когда у него будет единственное «окно» в расписании. Он еще не видел фильм 1951 г. с Жаном Бабиле, но знал, что после того балета карьера Бабиле пошла в гору. «Одна эта мысль волновала его», – говорит Туаль.

Впервые Рудольф услышал о Бабиле от Марики Безобразовой; она рассказывала о танцовщике с такой феноменальной техникой, что он делает двойной манеж из жете антреляс и на четыре больше антраша, чем Нижинский. «Да кто же на такое способен?» – осведомился Рудольф, и Марика объяснила. Дело было в 1940 г., во время вторжения немцев во Францию. Ей позвонил отец Бабиле, хорошо известный парижский офтальмолог. Он просил ее позаботиться о Жане. Тогда ему было семнадцать; в училище Гранд-опера его считали восходящей звездой, но он был наполовину евреем (урожденный Жан Гутман). Его отец попросил Марику взять мальчика в свой дом в Монте-Карло, «чтобы спасти его от Гитлера». Марика создала собственную труппу в Каннах, а Бабиле пригласила солистом. После окончания войны труппу распустили, и Бабиле поступил в парижскую труппу «Балет на Елисейских Полях», которую только что создал коллега Дягилева Борис Кохно. В то время Кохно заказал Кокто либретто для нового балета, пояснив, что он хочет создать новый «Призрак розы» для Жана Бабиле.