Джули Кавана - Рудольф Нуреев. Жизнь [litres]

Конечно, Рудольф прекрасно понимал, что Уоллес тоскует по независимости, и время от времени соглашался отпускать его. В октябре 1971 г. Уоллес объездил всю Англию как ассистент режиссера на картине Пьера Паоло Пазолини «Кентерберийские рассказы», а пять месяцев спустя поехал в Италию, где участвовал в работе над «спагетти-вестерном», режиссером которого был Франко Росселлини. Из уединенного места в горах он безуспешно пытался дозвониться до Рудольфа – либо связь срывалась из-за двух-трехчасовой разницы во времени, либо, когда ему все же удавалось дозвониться до Файф-Роуд, к телефону никто не подходил. Ужасно скучая по Рудольфу и огорченный собственной мягкотелостью, Уоллес излил свои чувства в долгом признательном письме:

«После того как мы прибыли в Неаполь, ездил один посмотреть Везувий. Последние две недели я в ужасном состоянии. Мне все безразлично; ничто меня не волнует и даже не интересует. Мне даже все равно, закончу ли я свой фильм… Чувствую себя овощем. Когда я думаю о том, что надо что-то сделать или кем-то стать, меня охватывает тоска. Даже из-за своего чувства мне страшно: я настолько влюблен в тебя, что боюсь увлечься работой или всерьез чем-то заинтересоваться – вдруг из-за этого мы поссоримся. Вскоре после приезда я занимался сексом с двумя разными людьми, но вот уже четыре недели у меня не возникает никакого желания. Даже когда я думаю, что, наверное, здорово было бы заняться сексом, позже, когда дело доходит до того, что надо выйти на улицу и поискать кого-нибудь, я начинаю скучать по тебе, а после впадаю в депрессию из-за того, что я настолько зависим от тебя».

Впервые Уоллес признался в своих случайных сексуальных связях. Правда, он не рассказал Рудольфу о романе, который был у него в Риме с Хирамом Келлером. Они и раньше «приятельствовали» с актером и исполнителем песен Полом Джабарой, который выходил на сцену с Хирамом в первом составе мюзикла «Волосы». Уоллес подружился с Полом, но никогда не был его любовником, хотя Рудольф так не считал и в телефонном разговоре показал себя таким ревнивцем, что Уоллес немедленно написал открытку, чтобы успокоить его: «После того, как я сказал, что Пол тоже здесь, ты стал таким подозрительным! Так вот, не волнуйся. Я люблю тебя, Бу-Бу! Это мне стоит ревновать: 6 недель с Дэвидом Уоллом и т. д.». Рудольф перезвонил и сказал: если Уоллес немедленно не вернется, между ними все кончено. «Я сел в самолет и полетел домой». В августе они вместе поехали на неделю в Ла-Тюрби; почти все время они проводили в Монте-Карло. «Гораздо живее, чем в прошлом году, когда казалось, что там колония пенсионеров», – сообщил Уоллес родителям, упомянув о том, что «Бартоны приплыли на своей яхте» и описал концерт под открытым небом во «Дворце Монако». Тогда же Мик Джаггер пригласил их в Канны на сольный концерт Святослава Рихтера. Уоллес признавал, что без труда вернулся к положению «миссис Рудольф Нуреев», и следующие три месяца, во время гастролей по Канаде и Северной Америке, его можно было назвать именно так. С тех пор он снимал только Рудольфа.

Поработать с «Национальным балетом Канады» Рудольфу посоветовал Эрик. Сам он уже лет десять был связан с этой труппой – как танцовщик, хореограф и педагог.

Труппа славилась не только как одна из лучших школ в мире (именно ее директора, Бетти Олифант, Рудольф позвал для того, чтобы оживить подготовку танцоров для «Шведского национального балета»). Сочетание русской школы и школы Чекетти создало необычайно однородный и изящный ансамбль. Селии Франка, основательнице труппы, нужна была новая «Спящая красавица». Она пригласила Рудольфа поставить его версию, но была «решительно против» того, чтобы он танцевал в своей постановке. С самого начала она считала своей целью создать местный балет; ее труппа тогда только вернулась с первых европейских гастролей, и она не собиралась допустить, чтобы труппа стала, по выражению одного критика, «петрушкой вокруг лосося Рудольфа Нуреева». Однако без Рудольфа Сол Юрок не согласился бы на гастроли труппы в США, поэтому летом 1972 г. Рудольф на полгода вступил в канадскую труппу. «Наши дети были молоды; они были чрезвычайно хорошо подготовлены, – заметила Олифант. – Они были слишком молоды, чтобы ощущать угрозу».

Серджиу Стефанеску, в то время солист в Торонто, взволнованно рассказывал коллегам о том, каким Рудольф был в России – «каким он был необыкновенным», – и в день его приезда 65 танцоров «Национального балета», собравшиеся в студии, испуганно ждали прихода «живой легенды». «Мы не ожидали, – написала звезда труппы Вероника Теннант, – что появится человек – невысокий, странно одетый, в шерстяной шапочке и узких кожаных брюках, со сверкающими глазами, который сразу же завоюет сердца всех присутствующих». Поскольку приглашенный репетитор из театра Ла Скала уже показал труппе элементы, Селия Франка распределила роли, и Рудольфу не терпелось приступить к работе. Теннант, «неофициальной приме» труппы, сообщили, что они с Нуреевым будут репетировать вместе. Прошел почти час, а он не появлялся. Тогда Теннант решила начать без него.

«Только я приступила к па-де-ша, как в зал влетел Рудольф и начал танцевать рядом со мной. Это было чудесно. Очевидно, он опоздал из-за ожесточенного спора с Селией Франка. Он хотел привезти балерину с собой – Марсию Гайде или Карлу Фраччи, – а Селия настояла, чтобы он танцевал с нами».

В тот раз Рудольф капитулировал, но ссоры из-за исполнителей продолжались. Когда они репетировали «Пролог», его взгляд упал на одну из Фей – настоящую красавицу с внешностью топ-модели. Он осведомился, почему она не учит партию Авроры. Франка рассчитывала, что на гастролях 21-летняя Карен Кейн, самая молодая солистка труппы, выступит с Рудольфом в «Лебедином», а в «Спящей красавице» ее распределили только на второстепенную роль. «Я тогда только что выздоровела после серьезной болезни, и Селия считала, что я не выдержу большой нагрузки. Однако Рудольф требовал, чтобы я танцевала Аврору, и они постоянно ссорились из-за этого». На первых представлениях Кейн должна была появляться в па-де-де Голубой птицы с Франком Огастином, высоким, изящным солистом, на которого у Рудольфа имелись такие же амбициозные планы. «Ты, мальчик!» – подзывал он Огастина, жестом показывая, чтобы тот встал впереди и репетировал рядом с ним. «Я думал, что буду дублером Рудольфа, но мне и в голову не приходило, что мне собираются дать роль Принца». 18-летний Огастин помнит, что испытывал странное сочетание страха – «из-за силы его присутствия» – и чего-то бесконечно более утешительного: «Я как будто прыгал в сумку кенгуру. Рудольф точно знал, что он хочет сделать, и вел нас за собой. Все мы, от солистов до самых молодых и неуверенных в себе танцовщиков, чувствовали одно и то же. Происходило нечто такое, с чем мы прежде не сталкивались, но мы не сомневались, что все пройдет просто чудесно».