Джули Кавана - Рудольф Нуреев. Жизнь [litres]

«Когда он подошел, собираясь обхватить меня за талию, я была не готова, и он разозлился по-настоящему. Схватил цепочку, которая висела у меня на шее, и начал буквально таскать меня по сцене. Из-за того, что я сопротивлялась, металл врезался мне в кожу. Когда он сказал, что придется повторить, я отказалась, и съемочная группа меня поддержала. Мы поссорились, и его заставили извиниться передо мной. «Извини, – сказал он, – но все-таки ты дура». К тому времени я поняла, что с меня хватит. Я так или иначе уходила из труппы, а поскольку съемочный день был практически окончен, я решила не возвращаться на площадку» [136] Сток отомстила. В то время как она находилась на съемочной площадке, пропали ее дорогие часы, и она заявила о пропаже в полицию. Рано утром следующего дня ей позвонили из полиции домой. «Я еще не проснулась, и когда они спросили, не подозреваю ли я кого-нибудь, я полушутя ответила: «Рудольфа Нуреева». Позже я слышала, что на съемочную площадку приехали два полицейских, чтобы допросить его». Сток, которая подала заявку на вступление в труппу «Национальный балет Канады», следующего «порта назначения» Рудольфа, слышала также, что, когда директор, Селия Франка, спросила Рудольфа, знает ли он Сток, он, ни секунды не колеблясь, ответил: «Бери ее». – «Я подумала, что это фантастика». . «Удивляюсь, что никого не убили, – смеясь, говорит Уоллес. – Там был хаос – настоящий кошмар. Невероятно – снять художественный фильм за три недели». Послесъемочный этап (монтаж, озвучание и др.) проходил в такой же спешке, так как Рудольфу предстояла вторая часть канадских гастролей и он решил до отъезда отсмотреть монтажный материал. Он пришел в ярость, когда продюсеры фильма «Спящая красавица», не поставив его в известность, вырезали несколько вариаций. Найджел Гослинг стал очевидцем сцены в китайском ресторане, когда он «внезапно вышел из себя и так сильно ударил одного виновника по костяшкам пальцев деревянными палочками, что С. вскрикнул. При этом он ругался на чем свет стоит и в конце перешел на русский – выражения, несомненно, были непечатными». На сей раз Рудольф буквально пинками загнал австралийского монтажера к себе домой. Энтони Бакли сидел перед монтажным аппаратом в углу спальни на Файф-Роуд и склеивал куски, пока Рудольф репетировал; они вместе работали над монтажом. Зная, что он еще беспокоится о том, что «Бобби может сделать с фильмом» в его отсутствие, Бакли написал записку, чтобы его успокоить:

«Лондон, понедельник, 1.30. Дорогой Рудольф!

Сегодня был мой последний день на «ДК». Утром я улетаю домой… Фильм точно в том состоянии, в каком ты его оставил, абсолютно никаких изменений… Пленка в лаборатории, поэтому никто не может изменить то, что мы сделали, а в среду Бобби улетает в Америку, так что и он трудностей не создаст» [137] По словам Джона Персивала, Рудольф совсем не радовался тому, что озвучание провели в его отсутствие. «В следующий раз буду знать, – сказал он. – Недостаточно снести яйца, надо еще их высидеть». .

В то же время возникли проблемы с Уоллесом. Ему было не по себе из-за его непонятного положения в Австралии; ему позволили работать над «Дон Кихотом» только по настоянию Рудольфа. «Он на самом деле заставил их взять меня. Но это не снискало мне расположения съемочной группы». Все не стало проще после того, как они вернулись домой и Уоллес вынужден был смотреть, как Рудольф монтирует фильм, – ведь ему казалось, что монтаж он должен делать сам. Единственным выходом виделся отъезд. Не желая скандала, он написал Рудольфу письмо и оставил его у двери по пути в аэропорт Хитроу.

«Рудольф!

Ты, наверное, подумаешь, что я давно все задумал, только скрывал от тебя… Я улетаю в Лос-Анджелес. Подозреваю, ты думаешь, что я возвращаюсь к Майрону, но я знаю, что в Лос-Анджелесе гораздо лучше условия для съемки. Наверное, я сниму дешевую квартиру и закончу наконец свой проклятый фильм об Эйнштейне. Мне придется полностью переснять титры – они портили весь фильм. Ты наверняка возразишь: тем же самым можно заняться и здесь. Что ж, уже прошло два года, а поскольку ты сам монтируешь… и из-за твоего сумбурного балетного графика мне вовсе не улыбается работать над чем-то, что вы все считаете игрой или блажью. Как бы там ни было, я сейчас пишу вовсе не для того, чтобы оправдаться. Просто мне не нравится то, чем я занимаюсь сейчас. По-моему, как только я закончу свой фильм, он поможет мне в духовном плане. Я буду в Лос-Анджелесе до тех пор, пока ты не прилетишь туда, а потом, если тебя еще интересует фильм «Раймонда», мы там и поработаем. Спасибо, что спросил, хочу ли я работать над ним, но, по-моему, сейчас «Дон Кихот» важнее. Я беру с собой рабочую копию «Раймонды», а негатив оставляю здесь. Кроме того, забираю книгу Борхеса. Может быть, я сниму фильм по одному из его рассказов, хотя у меня чувство, что ЛА – не подходящий фон для его произведений. Позвоню, когда найду квартиру. Желаю тебе хорошо станцевать сегодня и хорошо монтировать.

С любовью,

Рудольф был убежден, что Уоллес уехал навсегда. В ту ночь на сцене, когда он начал сольную партию из «Корсара» «как бешеный тигр», Найджел Гослинг, который уже слышал, что Уоллес «сбежал», тогда убедился в том, что это правда. «Моя профессиональная половина невольно подумала: «Если это так действует на его исполнение, хорошо бы Уоллес почаще бросал его!» Но шутливый тон обманчив, так как супруги Гослинги очень привязались к Уоллесу и его внезапный отъезд огорчил их. «Я в самом деле люблю У., и Мод тоже. После его отъезда в нашей жизни образовалась пустота, и это конец чего-то настолько прекрасного и хорошего для Р. Но он держится фантастически. «Я буду танцевать усерднее и лучше», – вот и все, что он говорит. Так оно и будет – но, боюсь, только в следующем году».

До конца января 1973 г. Рудольф был «ужасно нервным и взвинченным», он тревожил друзей безумным безрассудством за рулем. Когда ему предложили нанять шофера, который возил бы его в Оперный театр и обратно, поскольку Уоллеса, который во зил его раньше, уже не было, он презрительно отказался. «Это так напыщенно», – фыркнул он. После того как он остался один в доме на Файф-Роуд, дом перестал казаться ему, как раньше, тихим убежищем. Лестница и половицы по ночам таинственно скрипели, «как будто по нему буквально ходили люди». (Когда мать Уоллеса жила там одна, ей стало так страшно, что она забаррикадировалась, придвинув кровать к двери, и спала с полицейским свистком на шее [138] Настроение Рудольфа не улучшилось после анонимной записки, в котором его предупреждали, что скоро он получит бомбу в конверте. Через несколько дней ему действительно доставили пакет, но там были всего лишь фотографии и записка. Снимки прислала одна особа, которую Рудольф потом называл «сумасшедшей ирландкой». Эта поклонница, как и многие другие, убедила себя в том, что Рудольф влюблен в нее. Она причиняла звезде больше всего хлопот из-за способности всюду находить Рудольфа, и как бы часто он ни менял номер телефона, ей каким-то образом всегда удавалось узнать новый номер. Звонки резко прекратились после того, как к женщине пришли представители Скотленд-Ярда, встревоженные угрозой бомбы, «и напугали ее до полусмерти». .)