Джули Кавана - Рудольф Нуреев. Жизнь [litres]

Считая, что будет неплохо, если во время отъездов Рудольфа на Файф-Роуд кто-нибудь поживет, Гослинги договорились, что за домом присмотрит брат Уоллеса. Томми Поттс, который тогда учился в Лондоне, с радостью согласился, но Найджел относился с невольным презрением к этому дружелюбному, довольно неотесанному молодому человеку, потому что он не был Уоллесом. Гослингов пригласила на ужин Клер, экономка, которая тоже скучала по обществу Уоллеса, но считала, что он, скорее всего, не вернется. «Мы ушли в подавленном настроении, – записал Найджел. – Вот самая грустная новость: я убежден, что Р. никогда не найдет никого такого же славного». Группа Гослингов – частный фан-клуб, состоящий из пяти человек, – которая часто встречалась в отсутствие Рудольфа (в одном случае, за ужином в «Дафне» в Южном Кенсингтоне, и все расписались на скатерти, собираясь потом послать ее ему), договорилась как-то устроить их примирение. Терри Бентону удалось выяснить адрес Уоллеса в Лос-Анджелесе, куда написал Найджел, сообщив, как они все огорчены его внезапным отъездом и как по нему все скучают. «Насколько я понимаю, Рудольф будет в ЛА в конце месяца, так что передай ему привет и от нас», – приписал Найджел в постскриптуме, а после записывал в дневнике, как продвигается дело.

« Понедельник, 26 февраля. Чарльз М. сообщил, что он слышал… У. навестил Р. Во всяком случае, новость хорошая. Он сообщает: «Ça va mieux (уже лучше)».

Суббота, 17 марта. День рождения Р., первый после его прибытия на запад, который мы пропустили… Он звонил… голос бодрый, говорит, что повсюду на них все билеты распроданы… более того, он «потрясающе» проводит время в ЛА с Уоллесом (который вскоре снова присоединится к нему). Отличная новость!

Среда, 21 марта. Звонил Нико [Георгиадис] и сказал, что говорил с Р. К телефону подошел Уоллес… разве не замечательно? Как я надеюсь, что так будет и дальше!

Воскресенье, 25 марта. Похоже, он снова с Р. «О, храброславленный герой, Хвалу тебе пою!»

Уоллес, который после отъезда из Лондона разговаривал с Рудольфом лишь однажды, жил в центре города возле «Шрайн Аудиториум» в крошечной квартирке без телефона, специально «полностью отключившись» от внешнего мира, чтобы без помех работать над фильмом об Эйнштейне. Кроме того, он с головой ушел в рассказы Хорхе Луиса Борхеса, за чтение которого его «изводил» Рудольф. Он так вдохновился «Кругами руин», что немедленно, в один присест, написал синопсис к фильму – «мультипликационно-порнографическому». Новый рынок порно оказывался неотразимо выгодным, как он объяснил родителям. «С точки зрения кинематографа (и эротики) это куча мусора, но зрители платят по пять долларов с носа, чтобы посмотреть их». Рудольф, который, по словам Терри Бентона, «считал, что увлечение Уоллеса порнофильмами – чушь», не скрывал своего разочарования. «Уверен, он хотел, чтобы его план в связи со мной был чуточку серьезнее, – сказал Уоллес Гослингам, добавив: – Здесь я снимаю цепочки «трахов», потому что у меня есть лаборатория, где обрабатывают пленку. Наконец, мы это преодолели, и он [Рудольф] если и не доволен, то хотя бы умиротворен».

Решив, что на сей раз он настоит на своем, Уоллес поехал за Рудольфом сначала в Аризону, а затем на одну ночь в Лас-Вегас. «Аллан Карр… «Король Лас-Вегаса», заказал нам огромные апартаменты в отеле «Тропикана» и билеты на шоу Энн-Маргрет, – продолжал он. – Сюда, в Сан-Франциско, мы приехали утром в понедельник, и Армен Бали, как обычно, из себя выходит, чтобы нас развлечь».

Во время предыдущих гастролей они сидели в гримерке Рудольфа с Робертом Хатчинсоном и его новым партнером, когда Рудольфу передали записку, написанную по-русски. «Я Армен Бали, – прочел Рудольф. – Я армянка. У меня армянский ресторан, и сегодня после спектакля я хочу угостить вас по-армянски. Пожалуйста, не отказывайтесь». Решив, что приглашение звучит забавнее, чем официальный прием для «Королевского балета» в «Марк Хопкинс-отель», Рудольф послал Уоллеса к служебному входу. Армен Бали, жизнерадостная женщина под пятьдесят в больших круглых очках, похожая на сову, ждала в толпе вместе с дочерью, Жаннет Этередж, когда она услышала, как ее вызывают в репродуктор. Взволнованные, мать и дочь следом за Уоллесом поднялись по лестнице и вошли в гримерку звезды, где Рудольф как раз выходил из душа в полотенце на бедрах; с него еще капала вода. Широко улыбаясь и раскинув руки, он воскликнул: «Привет армянам! Давайте познакомимся!» – и Армен, ни секунды не колеблясь, бросилась в его мокрые объятия.

Они сели рядом и заговорили так пылко, как будто кроме них, в гримерке никого не было. «Мы сразу же нашли общий язык, – вспоминает Жаннет. – Рудольф был татарином, а моя мать – русской армянкой; обоим их народам под властью русских жилось не слишком хорошо». Выросшая в Маньчжурии, куда бежали ее родители от турецкой резни, Армен вышла за уроженца Циндао к северу от Шанхая. Там родилась Жаннет. Когда началась война, семью интернировали в японский лагерь для военнопленных; там Армен родила сына. Ее мужа заподозрили в том, что он шпион, потому что он говорил по-японски; захватчики избивали его, и он так и не смог вернуться к нормальной жизни. Зато Армен, несмотря на страшные испытания, не унывала. Проведя два года в лагере ООН для перемещенных лиц на Филиппинах, семья эмигрировала в Сан-Франциско, где Армен открыла ресторан. В 1970-х гг. ресторан «Бали» в порту стал аналогом «Русской чайной» в Сан-Франциско, где любили сидеть литераторы и деятели шоу-бизнеса. Интерьер с резными деревянными ширмами и медными бра был таким же ближневосточным, как и кухня, и в тот же день ближе к ночи Рудольф попробовал блюдо, которым славился ресторан «Бали» – ребрышки ягненка, маринованные в гранатовом соке. Они с Армен заговорились до утра; он слушал ее очень внимательно, потому что узнавал нечто очень важное для себя. Напротив ресторана находилось здание Таможенной и иммиграционной службы Сан-Франциско, со служащими которой Армен пришлось хорошо познакомиться за много лет, так как ее часто приглашали туда переводить. Именно это знакомство привело к контактам в Государственном департаменте США, благодаря чему ей удалось перевезти из коммунистического Китая на Запад родителей, сестер и племянников.

Во время промежуточной остановки в Сан-Франциско примерно через месяц Рудольф пришел в ресторан «Бали» практически в том же наряде – пиджак в стиле Неру и узкие брюки. «Помните меня?» – с нехарактерной для себя кротостью спросил он. «После этого, – говорит Жаннет, – он стал частью нашей семьи». По приглашению Рудольфа Армен поехала в Лондон и пожила у него, а всякий раз, как «Королевский балет» приезжал в Сан-Франциско, она велела ему приводить в ресторан всех, кого он хочет. Часто после спектакля Рудольф приводил в ресторан всю труппу и заказывал на всех ребра ягненка. Уоллес помогал обслуживать столики. «Платить? Ну нет, ни за что! – презрительно фыркает Армен. – Он не знал как. Бывало, он приводил сотню человек и даже чаевых не оставлял. Зато Рудольф дарил себя». А после того, как в местной прессе сообщили, что Нуреев предпочитает ужин в «Бали», его частое присутствие там щедро возмещалось рекламой. Большего я и пожелать не могла. Доказательство того, что такая сенсационная реклама помогала мне много лет, с лихвой окупало все».