Уильям Грейвс - Американская интервенция в Сибири. 1918–1920 [Воспоминания командующего экспедиционным корпусом] [litres]

Необходимо с большим сочувствием относиться к крестьянским массам и развивать сельское хозяйство».

Эти предложения могли бы прекрасно помочь стабилизировать ситуацию в Сибири, но, к несчастью, сам генерал Гайда не следовал этим принципам, когда командовал войсками Колчака. В то время он заявлял, что в деле усмирения непокорных русских верит больше в кнут и штык, так что его заявления выглядели запоздалыми и не вполне свободными от желания отомстить Колчаку.

Ситуация на фронте стремительно ухудшалась. Уже 22 августа офицер военной разведки полковник Эйхельсберг сообщил: «По сведениям, полученным из надежных источников, линии фронта, удерживаемой сибирской армией, практически не существует».

Это сообщение полковник Эйхельсберг прислал во Владивосток, когда я был в Омске, и всего через неделю после того, как я пытался отыскать в районе реки Ишим сотни тысяч колчаковских войск, которые, как меня уверяли, я увижу, если проеду вдоль русла этой реки. Чем дальше вы находились от штаб-квартиры Колчака в Омске, тем доступнее становилась информация о дезинтеграции сил Колчака. Последняя надежда русских монархистов и их сторонников среди союзников заключалась в том, чтобы добиться признания Колчака Соединенными Штатами и убедить американцев предоставить ему финансовую помощь.

В это время предметом живейшей дискуссии на востоке стал coup d’etat генерала Гайды, который, согласно всеобщему мнению, готов был поддержать Гайду.

При подготовке своего coup d’etat Гайда искал опоры у социалистов-революционеров. В то время чехи, включая самого Гайду, не были ни монархистами, ни большевиками. Они верили в парламентскую власть и не видели надежды на ее установление русскими кругами, исповедовавшими крайние взгляды.

16 ноября 1919 года чехи объявили о своей позиции и линии поведения следующее:

«Невыносимое положение, в которое поставлена наша армия, вынуждает нас обратиться к союзным державам с просьбой рассмотреть вопрос о том, каким образом чешская армия может обеспечить собственную безопасность и свободное возвращение в свою страну, которого мы добиваемся с согласия всех союзных держав.

Наша армия была готова охранять железную дорогу на той территории, которую определили как зону ее ответственности. Она добросовестно выполняла эту задачу. Однако в настоящее время охрана железной дороги силами нашей армии стала невозможна, поскольку эти действия противоречат нашим желаниям и представлениям о гуманности и справедливости.

Охраняя железную дорогу и поддерживая порядок в стране, наша армия вынуждена вопреки своим убеждениям поддерживать и защищать деспотическую абсолютистскую власть, в руках которой находятся бразды правления.

Сожженные деревни, убийство сотен мирных русских людей, безосновательные расстрелы сторонников демократии только за их политические взгляды – все это стало повседневной реальностью, и ответственность за это перед судом народов всего мира ляжет на нас, поскольку мы, имея в руках оружие, не предотвратили эти несправедливости. Наша пассивность – прямое следствие нашего нейтралитета и невмешательства во внутренние дела России, и, благодаря нашей верности этой идее, мы, сами того не желая, стали соучастниками преступления.

Доводя все это до сведения представителей союзных держав, для которых чешская нация была и будет верным союзником, мы считаем необходимым предпринять шаги, чтобы проинформировать народы всего мира о том, в какое трагическое положение с точки зрения морали поставлена чешская армия, и о том, какие причины к этому привели.

Что же касается нас, мы не видим другого выхода из этого положения, кроме незамедлительной эвакуации с той территории, которую охраняем, если только нам не будет предоставлено право предотвращать вышеуказанные преступления.

Трудно более точно охарактеризовать реальное положение дел. В своих докладах я часто подчеркивал тот факт, что Соединенные Штаты не смогут избежать ответственности за это положение, поскольку, если бы не присутствие в Сибири союзнических войск, зверства, совершаемые против людей, были бы невозможны. Все, кто знал реальные факты и относился к ним без предубеждения, так или иначе понимали, что Гайда говорил правду.

Гайда не участвовал в подготовке восстания чешского корпуса. Я не нашел подтверждения особых симпатий в отношении Гайды со стороны членов земских собраний, да и он не выказывал особого желания обеспечить себе поддержку земств.

В начале сентября, когда Семенов был во Владивостоке, он попытался завязать дружбу с Гайдой, утверждая, что он тоже демократ. Однако Гайда не пожелал принять его предложение.

После того как 31 января 1920 года генерал Розанов был свергнут, в его бумагах обнаружили доклад по поводу мятежа Гайды. В этом докладе Розанов утверждал: «За время первого месяца пребывания Гайды во Владивостоке результаты его деятельности продемонстрировали его полное единство с правым крылом местных социалистов-революционеров, земствами и бывшим председателем Сибирской областной думы, господином Якушевым. Coup d’etat был назначен на 18 сентября».

Генерал Розанов являлся полномочным представителем Колчака в Восточной Сибири и, согласно его собственному утверждению, знал о планах Гайды, разработанных им в поезде, который стоял менее чем в 300 метрах от его штаб-квартиры. Тем не менее он и пальцем не пошевелил, чтобы предотвратить исполнение этих планов. Как можно расценивать такую неспособность к действию? Во Владивостоке все знали, что Гайда собирается предпринять попытку отстранить Розанова от власти. Полученные мной сообщения говорят о том, что Розанов боялся действовать. Он надеялся, что произойдет нечто такое, что не позволит Гайде осуществить свои намерения. В других сообщениях утверждалось, что таким образом прилагались усилия реализовать какую-то комбинацию на случай свержения Колчака.

Далее в своем докладе Розанов заявляет: «Конвой Гайды, составлявший пятьдесят человек, был увеличен до трехсот. Падение Омска в ночь на 15 ноября, похоже, вселяет надежду».

Здесь Розанов говорит о торопливой лихорадочной попытке отразить атаку, начавшуюся ночью 17 ноября, но он заранее прекрасно знал, что она состоится. На этот раз он начал готовиться к сопротивлению.

Судя по всему, Гайда позволил Розанову подготовиться, поскольку начал наступление в 12 часов ночи с 16-го на 17-е. Происходило это в 40 километрах от Владивостока, на станции Океанская. Розанов пишет, что 17-го числа в 8 часов утра Гайда раздал оружие всем, кто приехал в его поезде. Но Розанов по-прежнему ничего не предпринимал.

Вечером 17-го союзные командующие провели встречу, с тем чтобы разработать план по предотвращению убийств и мародерства, а также причинения вреда союзникам, находившимся в городе. Они пришли к выводу, что речь идет о политическом противостоянии, и решили соблюдать нейтралитет. Город поделили на сектора, безопасность в которых должны были поддерживать силы каждой из союзных держав. Генерал Розанов утверждает, что, после того как союзные командующие решили соблюдать нейтралитет, японцы прислали ему письмо с пожеланием «скорейшего и успешного подавления мятежа до утра 18 но ября». Я не знаю, есть ли в этом сообщении какая-то доля правды или нет.