Юрий Кобаладзе - Я шел своим путем. Ким Филби в разведке и в жизни

Грэм Грин

Эта небольшая книжка вводит читателя в мою работу разведчика. Со временем я намерен написать больше. Но уже сейчас я считаю своим долгом обратить внимание читателя на проблему, с которой я столкнулся.

Публичное упоминание имен сотрудников спецслужб, занимающихся секретной работой, не может не поставить их в затруднительное положение. Я не имею ни малейшего желания ставить в такое положение моих бывших коллег по британской, американской и другим службам, тем более что к некоторым из них я питаю и симпатию, и уважение.

Следовательно, я постарался упоминать имена лишь тех сотрудников, которые, как мне известно, либо уже умерли, либо вышли в отставку. Однако в некоторых случаях невозможно что-то вразумительно рассказать, не назвав сотрудников, еще находящихся на действительной службе.

Этим последним я приношу свои извинения. Мне тоже приходилось оказываться в сложном положении из-за моей принадлежности к секретной службе.

Москва, 1968 г.

Эта небольшая книжица писалась урывками с тех пор, как почти пять лет назад я приехал в Москву. В процессе ее написания я время от времени советовался с друзьями, чье мнение я ценю. С некоторыми рекомендациями я согласился, другие отверг. Один из отклоненных мной советов сводился к тому, чтобы для большей занимательности подробнее описать опасности, встретившиеся мне на долгом пути от Кембриджа до Москвы. Я предпочитаю держаться нелакированного описания.

Когда прошлым летом (1967 г.) рукопись подошла к своему завершению, я долго раздумывал, следует ли мне ее публиковать, и снова посоветовался с несколькими друзьями, чье мнение могло помочь мне принять решение. Все сошлись на том — и я с этим согласился, — что рукопись следует до поры до времени положить на полку. Главный довод сводился к тому, что ее публикация может наделать шума и вызвать осложнения международной обстановки, которые трудно предугадать. Неразумно предпринимать действия, последствия которых невозможно предсказать. И я решил положить мою рукопись в дальний ящик.

С появлением в октябре 1967 года статей в «Санди таймс» и в «Обсервер» ситуация в корне изменилась. В этих статьях, несмотря на ряд фактических неточностей и ошибочных интерпретаций (и, боюсь, преувеличенной оценки моих талантов), была дана в основном правдивая картина моей карьеры. Соперничающие газеты, естественно, немедленно объявили, что «Санди таймс» и «Обсервер» пали жертвой гигантского мошенничества. Нелепость такого утверждения была уже опровергнута в «Санди таймс». От себя могу лишь добавить, что мне предлагали просмотреть до публикации статьи в «Санди таймс» и я по размышлении от этого отказался. Я пришел к выводу, что отвечать за материал, подготовленный сотрудниками «Таймс», должен редактор и, если я, будучи стороной заинтересованной, в это вмешаюсь, объективность материала может быть поставлена под вопрос.

Как я уже сказал, эти статьи полностью изменили ситуацию. Последствия раскрытия правды все равно лягут на нас. Следовательно, я могу предложить мою книгу публике, не навлекая на себя обвинения в желании замутить воду. Я стремлюсь лишь исправить некоторые неточности и ошибки в интерпретации и дать более полную картину.

Первый серьезный кризис в моей карьере был долгим. Он длился, грубо говоря, с середины 1951 года до конца 1955-го. На протяжении всего этого времени меня поддерживала мысль, что никто не может «пришить» мне связь с коммунистическими организациями, поскольку я никогда не был членом ни одной из них. Первые 30 лет я работал на дело, в которое верил, подпольно. Началось это в Центральной Европе в июне 1933 года, а окончилось в Ливане в январе 1963 года. Только тогда я смог появиться в моем подлинном обличье — в обличье советского разведчика.

До недавнего прошлого, когда «Санди таймс» и «Обсервер» выпустили жирных и весьма достоверных кошек из мешка, все, кто писал обо мне статьи и книги, бултыхались вслепую. Их нельзя обвинять в невежестве, поскольку на протяжении всей моей карьеры я старался не разглашать правды. Винить их можно, пожалуй, лишь за то, что они кинулись печатать свои опусы в блаженном неведении, а также за то, что упорно старались выискивать сложные объяснения самых простых вещей. Простая правда была, конечно, мало приятна обветшалому истэблишменту и его заокеанским друзьям. Но попытка потопить правду в словах, будь то гениальных, будь то бессмысленных, была напрасна и обречена на провал.

После почти года нелегальной деятельности в Центральной Европе я вернулся в Англию. Надо было начинать зарабатывать на жизнь. Затем что-то, видимо, произошло. По прошествии двух-трех недель я отвернулся от всех моих политических друзей и зачастил на приемы в германское посольство. Я вступил в Англо-германское общество и немало побегал, пытаясь создать на нацистские средства журнал, посвященный проблемам торговли и предназначенный способствовать добрым отношениям между Великобританией и Германией. Несмотря на все мои старания, эта затея провалилась, так как нас опередила другая группа. Но пока шли переговоры, я несколько раз приезжал в Берлин для встреч в Министерстве пропаганды и в ведомстве Риббентропа. Никто пока не высказывал предположения, что я переметнулся от коммунизма к нацизму. А простейшим и правильным объяснением является то, что открытые и тайные связи между Великобританией и Германией в ту пору крайне интересовали советское правительство.

Во время одного из моих посещений Берлина началась война в Испании. Нацисты ликующе кудахтали, и я, только вернувшись в Англию, узнал, что генерал Франко отнюдь не властвует над всей страной, а наоборот: предстоит затяжная гражданская война. Со следующим заданием меня послали в Испанию, на оккупированную фашистами территорию, с целью осесть там надолго как можно ближе к центру событий. Эта миссия была успешно выполнена, и через две-три недели я уже был корреспондентом «Таймс», аккредитованным при войсках Франко, и прослужил в таком качестве всю эту мучительно тяжелую войну. Опять-таки никто не высказал предположения, что я стал фалангистом. А объяснение все такое же простое: я служил там Советскому Союзу.

В августе 1939 года тучи войны стали быстро нависать над Данцигом, и руководство «Таймс» велело мне забыть про Испанию и приготовиться к тому, что меня могут прикомандировать к английским войскам, которые, возможно, будут посланы в Западную Европу. Лучшего в сложившихся обстоятельствах я бы и придумать не мог. Любой военный корреспондент с пытливым умом мог собрать кучу информации, которую не смог бы опубликовать из-за цензуры, а опыт работы в Испании научил меня задавать нужные вопросы. Получилось так, что британский штаб расположился в Аррасе, не так далеко от Парижа. Я проводил большинство уик-эндов в кипучей атмосфере этой столицы не только из всем очевидного желания пораспутничать, но и потому, что почта в Аррасе хотя и работала неплохо, однако недостаточно хорошо для меня. Мои советские друзья усиленно подчеркивали, что я прежде всего должен думать о том, как попасть на службу в британскую разведку. До того как пресс-корпус отбыл в начале октября во Францию, я намекнул о своем желании там и сям. И теперь мне оставалось только сидеть и ждать. В этой книге довольно подробно — хотя и не совсем — описано, как эта авантюра увенчалась успехом.