Максим Капитановский - История рока. Во всём виноваты «Битлз»

Сейчас Мишка как раз и явился для общения и обмена новостями.

— Слышал последнюю хохму? Мать после спектакля рассказала, — говорил он, жуя резинку. — Знаешь, кто такой невротик? Ха-ха-ха!

— Мужчина, не признающий оральный секс, — буркнул Бин.

— То-очно. Ты, наверное, знал, — разочарованно протянул Мишка и стал уговаривать пойти покурить, левой рукой размахивая «Примой», а правой показывая из-под халата красно-белый краешек «Марльборо».

И Мишка, и Бин со свойственной двадцатитрехлетним слесарям мудростью прикидывались на работе «вещмешками» и избегали травмировать пролетарское самосознание окружающих дорогой одеждой и чистыми шеями. Мишка даже наврал, что его отец — бедный часовой мастер, и слесаря четвертого и пятого разрядов жалели его, любовно называя «наш перековавшийся француз».

Мишка с Бином прошли по длинному коридору к курилке. Там в густых, осязаемых клубах почти черного дыма уже отдыхали человек двадцать ударников коммунистического труда. По громкому крику, каким обычно разговаривают глухие, опытный Мишка определил в тумане присутствие пары гостящих сварщиков, околачивающихся в ожидании открытия склада. Им не терпелось объединиться в единое целое с двумя-тремя комками чудо-клея.

Из особенно густого облака торчала худая голова электрика Гены, прозванного, естественно, Крокодилом. Он погружал голову в дым, делал несколько больших хлебков, и снова его ушастый череп торчал над средним уровнем задымленности. Как всегда, Крокодил экономил на сигаретах.

Он вообще-то был пришлым и, работая на третьем — «электрическом» — этаже, приходил сюда проведывать своего закадычного друга Фонарева — Фонаря, с которым дружил вот уже двенадцать лет.

Все свое рабочее время друзья тратили на розыгрыши друг друга, коим велся внимательный счет, наподобие баскетбольного. Компетентное жюри, составленное из особо уважаемых людей, учитывало качество розыгрыша, его последствия, другие важные факторы и присуждало нужное количество баллов за артистизм, технику и т. д.

Долгое время по очкам лидировал Фонарь, но Крокодил предпринял смелую атаку и наврал ему, что в столовой торгуют вразвес сардельками — между прочим, любимым лакомством Фонаря.

Сопровождаемый улюлюканьем трудящихся, свесившихся из окон, несчастный Фонарь под проливным дождем поскакал через обширный двор занимать очередь, а важный Крокодил принимал поздравления зрителей.

Учитывая беспрецедентный по задумке и из ряда вон выходящий по юмору номер с сардельками, жюри единодушно присудило Крокодилу сразу двенадцать очков, чем вывело его вперед. Счет стал 236 на 232 в пользу электрика.

Фонарев недолго ходил в аутсайдерах. Сбегав в малярный цех, он разжился там некоторым количеством черной несмываемой маркировочной краски и густо намазал ею трубку одного из этажных телефонов. Затем, разыскав Крокодила в курилке, наплел бедняге, что только что звонила его жена и будет перезванивать через пять минут по такому-то телефону. Крокодил свою крокодилиху уважал и боялся, поэтому сейчас же встал на страже у аппарата в полутемной комнате, где предусмотрительный Фонарь заменил яркую лампочку на тусклую.

Фонарев позвонил из соседней комнаты, и взволнованный Крокодил сразу же схватил трубку.

— Але, ктойта? Ничего не слышу!

— Бу-бу-бу, — сказал Фонарь. — Послушай лучше другим ухом.

Крокодил послушно измазал другое ухо и другую руку, внезапно «врубился в тюлю» и заорал:

— Ах, ты чертов Фонарь! Ты где?

— В туалете, на манде! — последовал резонный ответ. Слегка ошалевший земноводный, не оценив ситуации, ломанулся в туалет через курилку, на ходу разгоняя дым черными ушами.

В туалете занятой оказалась только одна кабинка, и Крокодил вцепился в ручку дверцы своей страшной черной рукой. Шпингалеты, ранее установленные на внутренних сторонах дверец, давно уже «отдыхали», осев на кухнях и в ванных трудящихся, и то, что Крокодилу не удалось с налету открыть дверь, говорило о том, что с той стороны ее кто-то крепко держит.

Черноухий надежно уперся левой ногой в косяк, добавил к первой руке вторую, сильно напрягся и выдернул, как репку, на осклизлый кафельный пол начальника цеха Горелова.

Горелов, как говорится, «пришел на четыре точки» и со своими спущенными штанами являл собою роскошную иллюстрацию к классической коленно-локтевой позе, не раз воспетой в древнеиндийских трактатах о любви.

Вбежавшие вместе с Фонарем «хозяева ближайшего будущего» обступили невольного поклонника «Камасутры» и предались горячему спору о том, засчитывать Фонареву номер с Гореловым или нет. Ведь совершенно ясно, что Фонарь не мог так точно все рассчитать, и надо начислить ему очки только за черные уши и руки Крокодила. Другая половина требовала приравнять происшедшее к случайному шару на бильярде, а такой шар в народе зовется «дураком». Но обычно бильярдисты перед игрой договариваются: считать «дураков» или нет, — а вылет начальника цеха из кабинки не подходит под категорию запланированного «дурака», поэтому…

Горелов тупо стоял на карачках и никак не мог понять, какой он дурак: запланированный или просто так, по жизни, — когда возбужденный нахальными претензиями Фонаря на лишние очки Крокодил протянул начальнику черную руку, предлагая подняться. Их рукопожатие так и просилось на плакат, направленный против расовой сегрегации.

В общем, жюри не зачло Фонарю «дурака Горелова», но все-таки присудило шестнадцать баллов. Счет стал 248 на 236.

Все это случилось около двух недель назад. Почивший на лаврах Фонарь решил не искушать судьбу и взял под видом бюллетеня тайм-аут, бесчестно бросив неотомщенного Крокодила переживать поражение. И напрасно тот чуть не каждый день звонил Фонарю домой, пытаясь подделать начальственный или милицейский голос: Фонарь неизменно его разоблачал и безжалостно «сыпал соль» на черные уши.

Как Белый Клык, брошенный хозяином, Крокодил уныло слонялся по курилке и туалету в поисках Фонаря, и вот сегодня прошел верный слух, что его кореша видели на этаже и он вот-вот должен появиться на своем рабочем месте, то есть в курилке или туалете.

Уверенно ориентируясь в табачном тумане по отбитым плиткам. Мишка с Бином, задержав дыхание, вынырнули на светлый простор туалета. Здесь работяги курить почему-то не любили, и можно было спокойно насладиться американскими сигаретами, не боясь, что застукают.

Очень давно на месте современного туалета была какая-то лаборатория, впоследствии заброшенная, и рабочие с удовольствием ходили туда, так сказать, «до ветра», предпочитая бывшую лабораторию маленькому, тесному туалетику, расположенному вообще в другом крыле.