Максим Капитановский - История рока. Во всём виноваты «Битлз»

С тех пор мне случилось побыть главным редактором многотиражного журнала, муниципальным советником районного собрания, редактором на Четвертом канале телевидения и прокрутиться годика три, давая объявления в газете «Из рук в руки» — «Интеллектуальная помощь по всем вопросам».

После книжки «Все очень непросто», которая была написана в пару книге Андрея Макаревича «Все очень просто», я сделал вывод, что описывать ситуации, где кроме тебя самого присутствуют люди известные и самолюбивые, следует очень осторожно. Не раз потом ко мне подходили некоторые персонажи и указывали на всякие неточности типа: а вот в восемьдесят шестом я не в зеленом пиджаке за столом сидел, а в синем. Я извинялся — память ведь не капкан — и обещал в следующем издании дать развернутые опровержения.

Были и хорошие отзывы. Один мой приятель рассказал, что как-то ночью проснулся часа в четыре от странных звуков на кухне. Когда он в трусах и ужасе туда прибежал, то застал за столом свою 74-летнюю маму, которая в очках и халате, тоненько хихикая, читала главу «Обознатушки-перепрятушки».

Даже небольшой успех развращает, и в 95-м я сел за следующую книгу, которую, чтобы никто за локти не держал, решил полностью выдумать. Так родился роман «Будни волшебника» — очень, на мой взгляд, интересная тема: живет в современной Москве молодой человек, по сути являющийся волшебником. Типа «Гарри Поттера», только для взрослых. Готовый роман очень быстро приняло к печати одно крупное издательство — в уме я уже начал считать себя известным и состоятельным литератором, но грянул черный 98-й, издательство рухнуло, а рукопись пополнила мою домашнюю библиотеку моих же произведений (299 тех книжек + «Будни»). Правда, еще не вечер! Ну, посмотрим.

А то, что вы сейчас начнете читать, — есть продукт удивительных фортелей непредсказуемой судьбы, которая опять по непонятной доброте душевной предоставила мне, неблагодарному, шанс. На этот раз на ниве кинематографии. А разработка этой нивы сопровождалась такими любопытными событиями и встречами, что не отразить это дело на бумаге было бы преступлением против человечества.

И еще одно. Просматривая в начале работы первые страницы этой книги, я обратил внимание, что автоматически продолжал почти везде писать букву «ё», хотя в современной печати она давно уже не встречается. Я привык доверять своим рукам, поэтому ничего менять не буду. Кто-то ведь ее придумал, эту букву. А то читаешь «еж»! А он вовсе даже «ёж»! Как-то неприятно.

22 мая 2003 года около 16 часов личный самолет Пола Маккартни приземлился в питерском аэропорту «Пулково». С молодой женой Хизер сэр Пол разместился в комфортабельном президентском номере 152 гостиницы «Европа», а в 18 часов в Государственной консерватории Санкт-Петербурга состоялось торжественное вручение гостю почетного диплома профессора музыки. Диплом Полу Маккартни вручила полномочный представитель президента в Петербурге Валентина Матвиенко. На следующий день сэр Пол участвовал в торжественном открытии детского благотворительного фонда, а вечером в сопровождении директора Эрмитажа М.Б. Пиотровского осматривал сокровища Зимнего дворца, после чего вылетел в Москву.

Что знаменитый музыкант делал с 20 часов до полуночи 22 мая, не знает никто. Многочисленные журналисты и хозяева города потеряли сэра Пола на целых четыре часа. Все это время миссис Маккартни спокойно провела в номере. Есть основания полагать, что она знает больше, чем говорит.

Скорее всего посвящены в эту тайну были только сами супруги…

(Интернет-сайт, освещавший пребывание Пола Маккартни в России. 24 мая 2003 года)

На самом деле в эту «жуткую» тайну был посвящен и личный телохранитель Пола Маккартни темнокожий здоровяк Чарльз Бэйфилд. И еще одна очень пожилая ленинградка Ольга Станиславовна Белецкая, чудом удержавшаяся в смутные времена в громадной старинной квартире на Васильевском острове. И еще один бывший питерец (а ныне москвич) — писатель не писатель, которому здорово повезло.

Все началось, как у какого-нибудь Пушкина, — на балу. В декабре 2001 года в московском заведении «Форте» группа товарищей устроила приватную вечеринку под условным названием «Бал пятидесятилетних».

Играли хорошие музыканты, водка лилась рекой, молодые люди среднего возраста трясли седоватыми прическами и вспоминали танцы и моду семидесятых.

Я подошел к столику, где сидели двое моих старых знакомых — ныне очень известные и влиятельные люди. В неофициальной полутьме, в обществе своих ровесников — пусть не достигших таких впечатляющих успехов, Банкир и Композитор расслабились по крайней мере по возрастному признаку. Одеты были просто и удобно, как уже давно не одевались. Оба с женами: Банкир со своей, а Композитор тоже со своей, но бывшей. Нет, ничего такого — она приехала на несколько дней из-за границы, и экс, которому его нынешняя супруга позволила показать бывшей жене вечернюю Москву, привел ее сюда.

Мы обменялись комплиментами типа «ты что законсервировался?!» и обсудили нагулянную с годами полноту веселящихся знакомых, отметив неизменную молодежную стройность дам за нашим столом. Потом пошло-поехало: «А помнишь то, а помнишь это? А джинсы-шмынсы! А диски-миски?!»

— Короче, Макс, надо снимать документальный телесериал о семидесятых, давай пиши, а мы поможем, — сказал Банкир, блестя глазами, — а то скоро будет не для кого!

И я бросился писать. В смысле домой за компьютер.

В общем и целом сценарий был написан за семь-восемь месяцев. Начались бесконечные хождения и звонения . Я показывал и рассказывал о проекте всем знакомым и незнакомым, которые по возрасту могли быть современниками и участниками тех событий. Даже тем, от кого будущее фильма уж никак не могло зависеть. И — удивительное дело: как, оказывается, могут растрогать народ воспоминания о джинсовости и волосатости, о фарцовке и бизнесе (тогда говорили: «спекуляция»), о герлах, френдах, хипповости и, конечно же, о битловости.

И Володя Матецкий, и Андрей Макаревич, и Коля Расторгуев, и множество других людей, ставших кто финансистами, кто правительственными чиновниками, а кто просто счастливыми или не очень жителями, с удовольствием пополнили своими воспоминаниями создававшиеся хроники тех удивительных лет.

По поводу телевизионных потенций удалось даже поговорить с самим Константином Львовичем Эрнстом. Результат был более чем положительный. Появились надежды, что кино, может быть, покажут по Первому каналу. Только вдруг загвоздка обозначилась. Стандартная — деньги. То есть все были согласны дать средства: и банки, и телевидение, — только никак не могли определиться, кто первый.