Всеволод Стратонов - По волнам жизни. Том 1

Но в большей или меньшей мере малярия проявлялась повсюду в Туркестане, за исключением горных мест. Она зло сказывалась и в Ташкенте, сильнее на детях, но также и на взрослых.

Одно время — это было в 1896 году — малярия особенно разыгралась в Туркестане: стала нещадно косить туземное население, которое, как казалось, могло бы и акклиматизироваться в этом отношении. Целый ряд кишлаков настолько был поражен малярией, что заезжавшие в такие поселения не могли, бывало, найти ни одного здорового человека. Многие сарты от этого умирали, и попадались кишлаки, где все население сплошь вымирало от малярии, точно от чумы.

Замечательно, что на не привыкшее к хинину население — это средство действовало превосходно. Проявлялись чудеса быстрого выздоровления. Но наличные запасы хинина были в крае быстро исчерпаны, а пока получались новые, много погибло людей.

Об особой болезни риште, вызываемой употреблением зараженной воды, уже говорилось.

Специально в Закаспийской области большим злом является так называемая пендинка [381]. Это — прыщи, появляющиеся на теле, чаще всего на лице. Они остаются долгое время и не поддаются лечению. Но в позднейшее время пендинку стали с успехом лечить солнечными ваннами. Когда болезнь кончается, на теле или на лице остается навсегда пятно, безобразящее человека.

Обстановка бывала благоприятной и для вспышек, время от времени, чумы, преимущественно на границе с Афганистаном и в Бухаре.

Что особенно поражает в Туркестане — это обилие всевозможных видов насекомых! Воздух летом буквально кишит ими. Мы это особенно испытали, живя среди большого парка на обсерватории.

Из-за этого воздушного населения для меня возникали затруднения при астрономических наблюдениях, особенно потому, что я нервно не выношу насекомых.

Наблюдая по ночам телескопом, я время от времени зажигал электрическую лампочку у окуляра. На мигающий среди тьмы огонек слеталась из парка всякая летающая нечисть. Углубишься иной раз в тонкие астрономические измерения, и вдруг:

— Жжж!

Прямо в лицо ударяет какой-нибудь жук.

Ну, конечно, невольно отскакиваешь в сторону. Наблюдение испорчено, надо начинать его сначала…

Когда вечерами приходилось работать в лаборатории с открытыми окнами, весь стол заселялся разными жучками, бабочками, букашками и уж не знаю еще какой нечистью. Не позволяли работать. Я их арестовывал, покрывая стеклянными стаканами и воронками, а уже следующим утром мой служитель Кадыр удалял все это царство куда следует.

В Ташкенте гостил известный наш натуралист Б. А. Федченко, вместе со своей матерью О. А. Федченко. Они направлялись в экспедицию на Памир, и эта мужественная женщина, уже далеко не молодая, сделала труднейшее и для мужчины путешествие верхом. Вдова большого ученого, она сопровождала в научных исследованиях и сына. Вот эти натуралисты были очень довольны нашим энтомологическим царством. Мы вешали около стены, на террасе, сильный ацетиленовый фонарь. На яркий свет слетались тучи всякой нечисти, а Б. А. Федченко был в восторге: ловил их, с помощью эфира, в свои банки. Помнится, он находил здесь и неизвестные еще виды.

Немало в Туркестане скорпионов и фаланг. Их особенно много водилось в развалинах домов. Но они не оставляли своим вниманием и жилые дома: их, бывало, находили на стенах, иной раз — на кровати и даже в одежде. Укусы их очень болезненны, но вообще не смертельны.

Гораздо хуже укусы мелких черных пауков каракуртов, о которых уже говорилось по поводу Ташкентской библиотеки. Но они водятся по преимуществу в горах.

Самое, однако, неприятное явление туркестанской жизни — это землетрясения! К ним невозможно привыкнуть. Благодаря землетрясениям никогда не чувствуешь себя вполне спокойно: слишком уж они часты.

Сначала я относился к ним равнодушно. Затрясет днем или среди ночи — хватаешь часы и следишь по секундной стрелке, когда землетрясение началось, когда были отдельные сильные толчки, как долго длится тряска земли… А потом, после нескольких особенно сильных землетрясений, выработалось иное отношение. Когда начинает трястись весь дом, раскачиваются лампы, с потолка падает мелкий дождь штукатурки, двери сами отворяются, а при этом слышен еще иногда и ревущий гул почвы, — перестаешь быть бесстрастным наблюдателем: возникает тревога, как бы не обвалился дом, и уже заботишься не о записи моментов, а о спасении детей от возможной катастрофы.

Когда установили мы на обсерватории особенно чувствительный прибор для наблюдения землетрясений — горизонтальный маятник Ребер-Пашвица, регистрирующий фотографически все колебания почвы, я нашел по этим сейсмограммам, что мелких землетрясений приходится в среднем по три на каждые два дня. Более же крупных, ощущаемых непосредственно, без всяких приборов, — бывает 10–12 в год.

Очень чувствительным прибором для наблюдений землетрясений оказалась наша пальма — притчардия. Я как-то заметил, что ее тонкие волоски вдруг стали трястись. Пока я раздумывал над причиною, вдруг загрохотало настоящее землетрясение. В трясении волосков отразились, неуловимые непосредственно, мелкие колебания почвы, предшествовавшие толчку.

Одним из крупнейших землетрясений того времени было, на самом рубеже минувшего века, землетрясение в Андижане. За какие-нибудь две-три минуты тряски обвалился почти весь город, особенно туземный. Погибло несколько тысяч человек, — еще сравнительно мало, потому что время было утреннее: многие уже ушли из домов [382].

Иначе погибло бы много больше. У сартов глинобитные домики — сакли покрываются, в качестве крыши, слоем земли. Каждый почти год, в целях ремонта, — чтобы крыша от дождей не протекала, на нее накладывают новый слой земли.

Таким образом, на глинобитных стенах покоится большая тяжесть.

И вот, когда землю тряхнуло, эти земляные крыши рухнули со стенами, похоронив под собой всех, бывших в то время в саклях. Сильно пострадали, впрочем, и дома европейской постройки.

Катастрофа с Андижаном произвела большое впечатление. Небольшое русское общество очень сердечно устремилось помогать — кто чем мог — населению, оставшемуся в холодное время года без крова и ставшему голодать. Шли на помощь буквально за совесть.

Забытые дела давно минувших дней!