Всеволод Стратонов - По волнам жизни. Том 1

На газете, несмотря на то, что она состояла при канцелярии генерал-губернатора, сильно отражалась личность редактора.

Первым редактором при нас был Романович, бравый штурман, небольшой плотный человечек, с красным лицом и совершенно рыжий. Что-то заставило его переменить морскую стихию на журналистику. Романович был очень боек, любил везде бывать на виду, постоянно выступал с речами… Но что, собственно, он писал — не знаю, думаю, что очень мало, а ограничивался лишь редактированием написанного другими.

Издание газеты в его время было делом необыкновенно легким, в сущности — синекурой. Официальная часть приносилась готовой из канцелярии генерал-губернатора, агентские телеграммы приходили в таком же виде. Российская и заграничная хроника состояла из перепечаток из столичных газет. Оставалась только ничтожная местная хроника. Час-два в день, это было максимумом работы редактора.

Романович, должно быть, поэтому скучал и радовался возможности поредактировать. У меня с ним на этой почве вышел курьезный конфликт. Написал я научно-популярный фельетон «О блеске звезд» и послал ему для напечатания. Заезжаю посмотреть корректуру и прихожу в ужас.

Я имел манеру писать короткими, отрывистыми фразами. Романович переделал до конца весь мой стиль и более того — повставлял в разных местах собственные фразы, сделавшие кое-где мой фельетон научно безграмотным.

Рассерженный, я попросил в таком виде моей статьи вовсе не печатать. Романович, не привыкший стесняться с авторами, также взволновался:

— Имейте в виду, что если бы Иван Александрович Гончаров встал из гроба и принес мне свою рукопись, я бы считал себя вправе и ее переделать!

— Это уж ваше частное дело с Гончаровым. А я печатаю только в таком виде, как я сам написал!

Бравый штурман покраснел:

— В таком случае вам придется уплатить за напрасно сделанный набор!

— Сделайте одолжение!

Расстались сухо. Отобранную рукопись я дал в газету «Окраина» [371], где ее немедленно и напечатали [372]. Романович обращался с жалобой на меня разным лицам, но не встретил сочувствия.

Через несколько месяцев я прочитал публичную лекцию «О Солнце», очень понравившуюся публике. Романович расхвалил в газете мою лекцию до небес, а затем попросил прислать ее для напечатания с оговоркою:

— Редакторские права устраняю!

После этого мы с ним хорошо ладили, и присылаемые мною статьи и заметки оставались неприкосновенными для редакторского карандаша [373].

Романовича заменил в роли редактора «Туркестанских ведомостей» подполковник Генерального штаба Грулев. Почему он был приставлен к столь чужому для него делу, было малопонятно. Впрочем, тогда числиться по Генеральному штабу означало быть специалистом в чем угодно.

Грулев был еврейского происхождения, что тогда им тщательно скрывалось, но о чем шепотом говорилось. Впрочем, еврейство было заметно и по его лицу. Уже сравнительно недавно, в конце двадцатых годов, я прочитал в парижских эмигрантских «Последних новостях» некролог генерала Грулева [374], причем теперь открыто подчеркивалось, что он был еврейским деятелем.

Редактором Грулев пробыл года полтора или два, и был редактором совершенно бесцветным. Газета оставалась строго казенной, а Грулев, кажется, интересовался лишь официальной частью.

Газета оживилась при следующем редакторе Ник[олае] Гурьев[иче] Маллицком, бывшем преподавателе географии в гимназии, зяте Н. П. Остроумова. Он был и секретарем нашего географического общества, и в период расцвета последнего, во время экспедиций Л. С. Берга, — проявлял большую деятельность, скромно неся на себе много работы.

«Туркестанские ведомости» при нем пошли недурно и развернулись до ежедневных выпусков. Но через три года Маллицкий оставил редакторство, будучи выбран, в связи с реформою городского управления, первым ташкентским городским головой. Он постоянно перевыбирался и очень долго пробыл в этой должности. Посетив Ташкент в 1921 году, я слышал об отчаянном положении, во время большевизма, супругов Маллицких: она постепенно слепла, а он, лишенный всего, нес на себе непосильную работу.

Первая частная газета «Окраина» была основана в 1895 году [375]группой интеллигентов, в которой видное участие принимал артиллерийский офицер К. М. Оберучев, известный впоследствии социалист, в ту пору переведенный в Туркестан в качестве ссылки, а впоследствии, уже при революции, ставший командующим войсками Киевского округа; свои дни Константин Михайлович, человек кристаллически чистой души, кончил в 1930 году в Нью-Йорке, в невольной эмиграции.

Позже эта газета переименовалась в «Русский Туркестан». Одно время ее издавал Сморгунер, о трагической судьбе которого уже говорилось. После его убийства издание газеты повело образовавшееся с этой целью товарищество на вере. Постепенно развиваясь, газета, вместо двух выпусков в неделю, дошла до ежедневных.

Одним из главных заправил в газете стал И. И. Гейер. Он подписывал свои более хлесткие статьи псевдонимом Дубльжан, и в этом псевдониме нетрудно было расшифровать столь известного всем в Ташкенте Ивана Ивановича. Статьи не были чужды саморекламы для автора, и казалось немного странным открытое участие в нередко обличительном органе видного административного чиновника.

В старые годы были в Туркестане две попытки издания местного календаря, но обе они ограничились одним годом [376].

Я также составил и издал Туркестанский календарь на 1904 год [377], снабдив его, между прочим, рядом статей по туркестановедению. Книга имела большой успех, но, за моим выездом, в 1904 году, из Ташкента, дальнейший выход этого календаря также прекратился. Мне не удалось найти заместителя для его продолжения. Тем не менее, уже будучи в России, я неоднократно получал требования на него, с приложением денег.

Во время Великой войны я встретился в Твери с ташкентским ксендзом Пранайтисом, получившим такую известность, в свое время, по участию в киевском процессе Бейлиса [378]:

— Уже прошло, — говорил он, — десять лет, а мы продолжаем пользоваться вашим календарем в Ташкенте; его нечем заменить для справок по Туркестану.

Героического периода общественной жизни в Ташкенте мы не застали: в нем уже наладилась нормальная жизнь. Все же военный колорит был доминирующим.

Понемногу, однако, проникал в Туркестан и гражданский элемент: все увеличивающееся в числе гражданское чиновничество, а также купечество и ремесленники. Для энергичных торговцев и для промышленников этот богатый край был прямо золотым дном. И несколько человек сразу выдвинулись как торгово-промышленные дельцы крупного масштаба.