Александр Ширвиндт - Опережая некролог [litres]

Шура, дорогой!

Все это было, было, было. То ли еще будет, дорогой Шура. Читай со стр. 310. Ты читаешь медленно. Так что до стр. 317.

Шура! Шура! Чем дольше разлука, тем пьянее встреча! Как я рад тебе!

Дорогому Шуре Ширвиндту на память об эпохе безвременья, которую мы переживали вместе.

В 1990-е наша любимая «пионервожатая», директор Центрального дома актера Маргарита Эскина, решилась на очередную гигантскую авантюру, связанную с ублажением актива актерского дома. На сей раз она задумала коллективный выезд в одну из стран периодически восходящего солнца – Китай. Путь не близкий, актив многочисленный, денег нет. Но Маргошин талант проявился и в этот раз. Дело в том, что тогда же, в 1990-е, в Доме актера состоялся трогательный пикантно-документальный спектакль «Ученики чародея» по пьесе шведского автора Ларса Клеберга. В ее основе были реальные исторические встречи великого китайского артиста Мэй Ланьфана с цветом советской театральной элиты в 1935 году во время его гастролей в СССР: со Станиславским, с Немировичем-Данченко, Эйзенштейном, Мейерхольдом и находившимся в то время в Союзе Брехтом.

Маргоша собрала тогда мощную команду, распределила роли, рассадила участников, и «встреча» с Мэй Ланьфаном была сыграна на сцене Дома актера. Это мероприятие курировалось газетой «Московский комсомолец», и представители редакции выставляли оценки участникам по пятибалльной системе. Так, Олег Ефремов, игравший Станиславского, получил, кажется, тройку; Олег Табаков (Немирович-Данченко) – три с плюсом; Михаил Левитин (Эйзенштейн) – доигрался до четверки. Сережа Арцибашев, отдаленно напоминавший Брехта, но компенсировавший отдаленность бархатностью голоса, остался без оценки. И только Сережа Юрский получил безоговорочную пятерку, блистательно сыграв Мейерхольда и поразив всех идеальным внешним сходством и знанием текста.

Так вот, Маргоша узнала, что в Китае готовятся широко отпраздновать юбилей Мэй Ланьфана, связалась с китайским СТД (или, не знаю, как у них это называется, но все равно связалась), восторженно рассказала, как в нашей стране помнят Мэй Ланьфана, и поведала о том вечере в Доме актера. При этом скромно намекнула, что мы не прочь отметить вместе с китайцами юбилей великого артиста. Китайцы восхитились и пригласили всю братию в Пекин за свой счет на юбилейные дни с последующей поездкой вдоль Великой Китайской стены.

Дом актера в Пекине представлял собой целый парк со всевозможными атрибутами многовекового китайского театра. В данном случае все пространство было увешано Мэй Ланьфаном в ролях и в жизни, а на сцене при помощи переводчиков и устроителей было воспроизведено московское представление. Так как я в этом произведении не участвовал и был взят Маргошей в Китай только из сострадания, то во время репетиций и самого шоу меня постоянно вежливо просили отойти в сторонку и не мешаться под творческими ногами. Я терпел. Но на банкете я, посаженный где-то в районе китайских реквизиторов, после долгих панегириков в адрес приехавших мастеров сцены не выдержал – попросил через переводчика слово. Мне его снисходительно предоставили. Я сказал, что счастлив наблюдать столь высокое собрание театральной элиты, и извинился, что затесался в этот круг, не участвуя в мемориальном спектакле. Но, продолжил я, в свое оправдание хочу скромно сообщить, что из всех присутствующих с обеих государственных сторон я, наверное, единственный лично общался с Мэй Ланьфаном, который играл для меня на эрху и цзинху и показывал мне разработанный им новый напев «дань». Банкет затих, думая, что я от обиды к невниманию поехал умом, и председатель китайского СТД на чистом русском языке спросил: «Как это?» А это так. В 1960 году Мэй Ланьфан последний раз гастролировал в Союзе. Он захотел посетить в Москве Дом актера. Михаил Иванович Царев привел его в кабинет директора Дома актера Александра Моисеевича Эскина и зловеще шепнул ему, чтобы в гостиной срочно собрали кого-нибудь из тогдашнего актива. Так как днем актив занимался другими делами, Дом актера был практически пуст. Не нашлось никого, кроме меня, пришедшего к Эскину договариваться о репетиции очередного капустнического хулиганства. Путей к отступлению не было. В гостиной срочно сервировали незамысловатый мини-банкет, и Михаил Иванович Царев, Александр Моисеевич Эскин и, от безвыходности и безлюдья, я два часа наслаждались общением с Мэй Ланьфаном. Председатель китайского СТД вынул меня с окраины стола, посадил рядом с собой, и всю оставшуюся поездку я был в Китае вторым лицом после Мэй Ланьфана.

Это происходило четверть века назад. Участников того исторического выезда остается все меньше и меньше. Ушел Сергей Юрский. Мало кто видел блистательного Юрского в роли Мейерхольда, сыгранной в этой домактеровской эпопее. Очень жаль. Потому что это был наглядный пример отношения великого актера к любой, пусть самой «домашней» необходимости пребывания на сцене. Максимализм и святое отношение к подмосткам – мощные составляющие профессионализма Юрского. Целеустремленность – во всем. Помню, в семь утра Сергей Юрьевич стучался ко мне в номер и властно тащил меня в бассейн. Я, вяло сопротивляясь, спускался и, сидя на «берегу», наблюдал, как Сережа проплывает свой ежеутренний минимум – двадцать бассейнов. Каждый раз, плывя мимо меня, он призывал одуматься, нырнуть и начать вести правильный образ жизни.

В Китае мы не только плавали в бассейне, но и не избегали суши. Не путайте в данном случае суши с сушей. Сережа запомнил наши похождения лучше.*

* Жена одного из наших дипломатов сказала нам с Шуриком Ш.: «Я свезу вас на Шелковый базар, вам самим не справиться!» Надо сознаться, что мы оба – и я, и Шурик Ш. – такие ленивые и нелюбопытные, что не только не собирались на Шелковый базар в Пекине, но даже не слыхали о таком… Мы тронулись в толпе… Людмила шла зигзагами, ловко ввинчиваясь в горячую гомонящую толпу. Знакомств у нее было великое множество, и она то и дело вступала в бодрые диалоги. А вот китайский язык оказался на удивление простым и однообразным.

– Ху-я? – спрашивала Людмила, выхватывая две рубашки из огромной стопки и обрушивая всю стопку наземь.

– Ниху-я! – уверенно отвечал торговец.

– Пошли дальше! – решительно сказала жена дипломата.

– Ху-я? – сдергивала она вешалку с халатом, на спине которого была нарисована пагода. Но мы уже заранее знали ответ, принцип как-то быстро схватывался. Парень с крутыми скулами улыбался, кланялся, но был непреклонен.