Рональд Рейган - Жизнь по-американски

Тогда же, в колледже, из любопытства я провел краткий эксперимент по знакомству с алкоголем. Произошло это как раз в годы действия закона, запрещающего продажу спиртного, но во всех кинофильмах о студенческой жизни изображались недозволенные выпивки. Меня же прежде всего интересовал тот эффект, который спиртное производит на человека. Однажды мы с Муном навестили своих друзей по студенческому братству, работающих у местного доктора и за это имевших право довольно свободно пользоваться его помещением. У них нашлась бутылка, и мы пустили ее по кругу. Я считал себя человеком опытным, познавшим жизнь (учитывая алкоголизм Джека), на самом же деле не имел ни малейшего представления об эффекте хайбола [9] Виски с содовой и со льдом. . Потому, когда бутылка, совершив круг, снова возвращалась ко мне, я делал огромный глоток, словно пил не виски, а содовую. Довольно скоро выяснилось: я настолько пьян, что вести меня в общежитие в таком состоянии нет никакой возможности. Я же считал, что абсолютно трезв, и пытался сказать что-либо необычайно умное. Однако наружу вместо слов вырывалось лишь мычание, что заставляло моих друзей и Муна буквально кататься по полу от смеха. Они вывезли меня за город и, подхватив с обеих сторон под руки, стали выгуливать по проселочной дороге, чтобы я протрезвел. Ожидаемого результата это не дало, пришлось все же доставить меня в общежитие и запихнуть под душ. Пробираться нам пришлось потихоньку, тайком, поскольку все уже спали. Наутро я узнал, что такое похмелье, и опыт сей оказался ужасен. Вот так произошло мое знакомство со спиртным. Конечно же, в последующие годы я мог позволить себе аперитив до обеда и бокал вина за едой, однако урок, полученный в колледже, запомнил надолго. Тогда я пришел к выводу, что, если плата за выпивку — чувство беспомощности, я не желаю больше в этом участвовать.

Хотя мои оценки были выше средних, меня вполне устраивало и «удовлетворительно»: особо не напрягаясь и не вызывая недовольства администрации, я мог продолжать занятия футболом, плаванием, бегом и другими видами деятельности, к которым у меня лежало сердце, — два года я участвовал в работе студенческого совета, три года был баскетбольным заводилой, столько же — президентом «Бустер-клаб» [10] Клуб болельщиков. нашего колледжа; год работал редактором отдела в студенческом ежегоднике, а перед окончанием колледжа возглавил студенческий совет и стал тренером команды пловцов.

Несмотря на бурную и разностороннюю жизнь во внеурочные часы, я убежден, что прошел в «Юрике» серьезную подготовку по гуманитарным дисциплинам, особенно в области экономики. Я выбрал ее основным предметом, так как был убежден, что рано или поздно буду иметь дело с долларами — если не в магазине отца, так в каком-либо другом деле.

В начале 30-х годов размытые контуры депрессии обрели четкость, и одной из первых катастроф этого периода стало крушение величайшей мечты моего отца.

В Диксоне экономические проблемы в сельском хозяйстве начались за несколько месяцев до биржевого краха, и, когда депрессия вступила в полную силу, она обрушилась на наш город подобно урагану. Цены на молоко упали так низко, что не покрывали даже расходов фермеров на доение, сотни людей остались без работы, резко сократил число рабочих, а потом и вовсе закрылся цементный завод, и мало-помалу стали гаснуть, как гаснут при первых проблесках дня уличные фонари, окна и закрываться двери самых престижных магазинов в Диксоне. В их числе оказался и магазин модной обуви.

В нашем городе мало какая семья могла позволить себе новую пару обуви, и мистеру Питни, чье состояние заметно убавилось в результате экономического краха, пришлось закрыть магазин, где работал отец, а вместе с тем и покончить с мечтой Джека стать его владельцем.

Годы депрессии, тяжелые, гнетущие, бросали мрачный отблеск практически на все, и все же в этой пучине страданий маячил еще слабенький свет маяка. Точно так же, как сплачивались воедино жители Диксона, когда у кого-то случалось несчастье, самым невероятным образом сплотились они и в эти годы. Дух взаимного внимания, стремление быть полезным друг другу и, конечно же, человеческая доброта только усилились, и это воодушевляло, позволяло верить, что рано или поздно дела непременно наладятся к лучшему.

Для того чтобы семья могла сводить концы с концами, маме пришлось вспомнить свои навыки белошвейки и устроиться за четырнадцать долларов в неделю в магазин готового платья. Джек же снова отправился на поиски работы. Поначалу удавалось немного поправить дела, сдавая в аренду часть нашего дома, но положение становилось все хуже, и вскоре мы не могли даже рассчитаться за собственную аренду и переехали на верхний этаж большого дома. Когда мы с Муном возвращались домой, он укладывался спать на кушетку, а мне приходилось ставить раскладушку на лестничной площадке.

Никогда не забыть мне канун Рождества в годы депрессии. Нам и раньше-то было не по средствам устраивать роскошный, фантастический праздник, и все же родители всегда придумывали друг для друга какие-то маленькие подарки, не забывая при этом и нас с братом. Однажды, когда у нас не было денег на елку, Нел разукрасила праздничный стол лентами и цветной креповой бумагой, а из пустой картонной коробки соорудила искусственный камин — и в дом наш вошел праздник. Надолго запомнил я эти рождественские дни, когда в доме нашем было мало денег, но много тепла и любви, согревающих нас. По-моему, это гораздо лучше, чем масса подарков, завернутых в цветную бумагу и перевязанных лентами.

В тот памятный день накануне Рождества мы с Муном собирались куда-то идти, когда принесли срочное письмо для Джека. Глаза его засветились. Он только что получил место разъездного торгового агента по продаже обуви. Плата за эту работу не полагалась, Джек просто получал комиссионные. В письме, полагал он, должно быть праздничное вознаграждение.

Мы с нетерпением ждали, когда он разорвет конверт и сообщит нам приятную новость. Достав из конверта листок бумаги, он прочитал его, помрачнел и горько заметил: «Дьявольски удачный рождественский подарок. Меня уволили».

Мы с Муном вернулись в «Юрику», и в один из вечеров раздался звонок из дома. Звонила мама. Она спросила, не могу ли я одолжить ей пятьдесят долларов: отец по-прежнему не может найти работу, и ей нечем расплатиться с бакалейщиком. У меня оставались еще сбережения, которые я сделал, работая спасателем, и я с радостью выслал Нел нужную сумму. Мама попросила, чтобы Джек ничего не знал об этой просьбе, и она осталась нашей с ней тайной.

Спустя какое-то время Джек нашел работу, которая предполагала совмещение должности управляющего и продавца; место это нашлось в одном из небольших магазинчиков какой-то фирмы под Спрингфилдом, в двухстах милях от Диксона и, следовательно, от Нел.