Эдуард Иванян - Рональд Рейган - хроника жизни и времени

Оптимизм, который называется чуть ли не прирожденной чертой характера Рейгана, обладает одним особым свойством — приписывать его себе гораздо легче, уже имея определенные основания считать себя преуспевающим, чем когда таких оснований нет и в обозримом будущем не ожидается. Уже выйдя на национальную политическую арену, миллионер Рейган любил рассказывать на республиканских политических сборищах притчу, рассчитанную на то, чтобы утвердить своих соратников в надежде на лучшее будущее для партии. Притча эта была о двух братьях — безнадежном пессимисте и безоглядном оптимисте. Обеспокоенные этими крайностями в характере своих отпрысков, родители решили проконсультироваться с психиатром и попросить у него совета, как сделать пессимиста более жизнерадостным ребенком, а оптимиста предупредить о возможных превратностях судьбы, ожидающих его на жизненном пути. По совету психиатра они заперли сына-пессимиста в комнате, заполненной всевозможными соблазнительными игрушками, а сына-оптимиста — в комнату, заваленную конским навозом. Когда спустя некоторое время комнаты были открыты, родителям предстала следующая картина — в первой комнате рыдал навзрыд сын-пессимист, так и не дотронувшийся ни до одной игрушки из боязни ее сломать, а во второй энергично сгребал навоз в кучу сын-оптимист. На недоуменный вопрос родителей, для чего он это делает, второй сын жизнерадостно ответил: «Тут так много навоза, что где-то здесь должна быть и лошадка».

В автобиографии Ронни предстает перед читателем мальчиком, рассчитывающим со временем обязательно найти свою лошадку, а в ожидании этого счастливого случая полностью довольным тем, что вокруг него предостаточно навоза. Чуть ли не на каждой странице, посвященной описанию его детских лет, Рейган, игнорируя окружающую его бедность, посвящает длинные пассажи красотам окружавшей его дикой природы, поражавшему его «запаху сосновых игл в дождливую погоду и картине восхода солнца в пустыне». Идиллией в духе твеновских Тома Сойера и Гека Финна предстает перед читателем жизнь маленького Ронни в те годы: «Лесные чащи и тайны природы, жизнь и гибель маленьких существ, охота и рыбная ловля» 4. А вот как проводила, если верить более позднему Рейгану, его семья вечерние часы: «Я вырос в атмосфере небольшого городка, и я помню, как летними вечерами мы гуляли с отцом и матерью. Прогулку мы начинали в самом далеком конце улицы и шли не спеша, окруженные прекрасными летними сумерками. Мы проходили мимо домиков — тогда у каждого домика было парадное крыльцо в отличие от распространенных ныне задних двориков, которые не видны с улицы, — и проходя мимо них, мы приветственно махали рукой, а порой и останавливались, вызывая кого-нибудь на крыльцо. И тогда хозяева говорили нам: „Поднимитесь к нам, посидите с нами хоть немного“. Мы, дети, усаживались на ступеньках, а родители занимали качалки и стулья на крыльце. Мы в основном слушали — вы же знаете, как дети любят подслушивать разговоры взрослых, — а наши родители и соседи беседовали о событиях, происходивших в жизни, и высказывали свои точки зрения по их поводу. На небо высыпали звезды, мы вставали и шли домой. Это было тем самым „социальным обеспечением“, которого не может дать ни одно правительство» 5.

Этот отрывок из автобиографии Рейгана, впервые опубликованной в 1965 г., в преддверии к выдвижению его кандидатуры на пост губернатора штата Калифорния, несмотря на свою кажущуюся банальность, изобиловал подтекстом, несомненно дошедшим до сознания тех, в расчете на кого он и писался. А в расчет брался весьма широкий круг калифорнийских, а в будущем и общенациональных избирателей.

Основным адресатом этого красноречивого пассажа были имущие люди страны, к которым ныне принадлежал и сам Рейган и которых он столь недвусмысленно предупреждал, что, несмотря на тяжелое детство и низкое социальное происхождение, он, сегодняшний миллионер, отнюдь не стал противником системы. Претендент на губернаторский пост Рейган мог приписывать маленькому Ронни любую степень удовлетворенности жизнью, не опасаясь каких-либо опровержений: к выходу первого издания его автобиографии Джека и Нелли Рейган уже не было в живых, а старший брат Нил, также преуспевавший в своей области деятельности, впечатлений брата от далекого детства публично не оспаривал, хотя в своих собственных воспоминаниях описывал менее приятные стороны изобиловавшей лишениями жизни их семьи. (Единственным человеком, опровергавшим восторженные воспоминания уже преуспевшего в жизни Рейгана о том, как хорошо он жил в детстве и «никогда не просил чего-то большего, ни тогда, ни теперь» 6, был, однако, сам Рейган, чья автобиография красноречиво свидетельствовала о никогда не оставлявшем его стремлении вырваться из того «мира идиллий».)

Автобиографические воспоминания Рейгана рисовали образ взращенного американской глубинкой высокоморального человека, воспитанного на уважении традиционных американских ценностей, на недоверии к каким-либо коренным изменениям в сложившемся образе жизни и на убеждении, что все люди созданы равными, а их будущее зависит лишь от их личного честолюбия и энергии. Именно эти качества, а отнюдь не уровень полученного образования или объем приобретенных с жизненным опытом знаний являлись, как следовало из воспоминаний Рональда Рейгана, решающими в жизни человека. На всю свою жизнь он сохранил убеждение, что беднякам следует лишь лучше и упорнее работать и тогда они смогут вытянуть себя из бедности, как это удалось сделать ему с братом. Лица же, состоящие на государственном пособии и получающие всевозможные социальные вспомоществования, считал он всегда, — всего лишь не желающие или не умеющие работать лентяи и бездельники.

Но все это — окрашенные в розовые тона воспоминания о «счастливейших днях» детства и образ «бедного, но честного малого», собственным трудом выбившегося из «гадких утят в белые лебеди», многомиллионное состояние, политические амбиции и морализаторские поучения — все это будет спустя много десятков лет после того, как 6 февраля 1911 г. в семье продавца магазина в г. Тампико, штат Иллинойс, родится второй сын.

Двухлетний Нил ждал обещанную ему родителями сестренку и был очень расстроен, когда в небольшой спальне пятикомнатной квартиры на втором этаже дома по Мэйн-стрит появился на свет мальчик, которого назвали Рональдом. В городке Тампико, насчитывавшем около тысячи жителей, Мэйн-стрит была не просто единственной мощеной улицей, но и буквально главной торговой артерией. Первый этаж дома, в котором родился Рональд, был занят под универсальный магазин Питни. В этом магазине и работал глава семейства Рейганов. (В местной газете «Торнэйдо», не чуравшейся даже мелких новостей, было опубликовано сообщение, что Джек был так рад рождению второго сына, что в течение целой недели отпускал покупателям весового товара на несколько десятков граммов, а мерного товара на несколько сантиметров больше, чем было ими оплачено.) Тампико был первым городом, в котором поселились Джек и Нелли после того, как в 1906 г. зажили самостоятельной жизнью. Голова Джека была всегда полна грандиозных планов и прожектов, но постоянной его мечтой было стать владельцем обувного магазина. Именно поэтому он и придумал себе легенду выпускника заочных курсов никому не известной американской практипедической школы (никто не знал, что означает и как точно пишется слово «практипедическая», но звучало оно весьма внушительно). Живой и общительный Джек, никогда не упускавший возможности пустить пыль в глаза как покупателям, так и просто собеседникам, мог быть идеальным продавцом и имел все основания рассчитывать на реализацию своей мечты, если бы не его склонность к выпивке. Магазин Питни, в котором работал Джек, был своеобразным социальным и культурным центром маленького городка, где сходились не только его жители, но и многочисленные коммивояжеры из других городов и штатов. В кругу старых и новых друзей Джек чувствовал себя как рыба в воде, видя, как к нему, неистощимому рассказчику и знатоку анекдотов, тянутся люди. Но чем шире был круг общающихся с ним людей, тем чаще возникали ситуации, требовавшие дружеских попоек.