Анатолий Криворучко - Багдадский вождь: Взлет и падение... Политический портрет Саддама Хусейна на региональном и глобальном фоне

Багдадский вождь стал терпеть неудачи и на международной арене. Исключение составлял разве что Совет арабской кооперации, который более или менее поддерживал престиж региональной политики Хусейна в арабском мире. Столкновение, которое он санкционировал с Сирией в Ливане, не давало никаких результатов, и генерал Мишель Аун не продвинулся ни на йоту в отношении провозглашенной цели — освобождения Ливана от «сирийской оккупации». Более того, на совещании глав арабских государств в Касабланке (май 1989 года) Хусейн испытал публичное унижение, когда его предложение о замене сирийского военного присутствия в Ливане «на подлинные силы Лиги арабских государств» было отклонено. Участники совещания поддержали тогда позицию президента Сирии Хафеза Асада…

Хусейн потерпел неудачу и в такой важной внешнеполитической акции, как заключение мирного договора с Ираном. Если Ирак действительно безоговорочно выиграл войну, как в этом пытались убедить народ, то лавры победы, хотя бы формально, должны были увенчать вождя в виде страниц мирного договора. Тогда бы 65 тыс. иракских пленных могли вернуться домой к своим семьям, как и сотни тысяч фронтовиков. Чем не основа для реконструкции экономики?

Однако этого не произошло. Мирные переговоры ООН в Женеве зашли в тупик, так как иранские представители не желали сесть за один стол с эмиссарами Хусейна. Его методы политического кнута и пряника ни к чему не привели, и в ходе переговоров вождь держал громадную армию не только в уме. Ее содержание по-прежнему поглощало иракские валютные запасы, в которых так остро нуждалась страна после войны.

Еще сильнее обострились социальные проблемы. Было отлучено от жизни или уничтожено целое поколение. Сотни тысяч молодых призывников, которым едва исполнилось 18 лет, когда началась война, превратились в 26-летних мужчин, когда она закончилась. Но они все еще находились под ружьем. У них не было личной жизни, они не могли ни учиться, ни работать, ни жениться. И теперь, когда была достигнута «победа», они все чаще задавали вопрос: зачем их по-прежнему держат под ружьем? Попытка Хусейна разрешить эту острейшую проблему частичной демобилизацией в 1989 году неожиданно привела к обратным результатам. Тысячам молодых людей, осаждавших биржу труда, не удалось предоставить работу в связи с ограниченными возможностями нестабильной иракской экономики.

К 1990 году Хусейн, возможно, начал подозревать, что окончание войны лично для него и режима не стало лучом света в конце туннеля. Наоборот, слабый луч упирался в новый туннель. Природа угрозы его режиму, конечно, существенно изменилась. Религиозные деятели в Тегеране не требовали больше его низвержения, во всяком случае, в обозримом будущем. Но над Саддамом нависла угроза протестов собственного народа — в случае провала реализации больших обещаний, которые он раздавал направо и налево в упоении «исторической победой». Помогло бы только оживление экономики. На бумаге ее «лечение» выглядело довольно просто: решительное сокращение расходов и значительное увеличение доходов. Однако на практике достичь этого было чрезвычайно сложно.

Оставалось одно: надавить на богатых арабских соседей. Хусейн не дрогнул перед таким выбором, тем более на кон ставилось будущее режима. Во время войны он уже настоял, чтобы страны Персидского залива, прежде всего Саудовская Аравия и Кувейт, «простили» Ираку его долг. Ведь война не являлась только делом Ирака— его доблестная армия защищала восточный фланг всего арабского мира против средневекового режима аятоллы, как заклинание твердил Хусейн соседям. Поскольку страны Персидского залива не платили за реки крови, пролитой Ираком в интересах их безопасности, то они не должны ожидать от Багдада возврата займов, учитывая «героическую борьбу иракского народа». Но богатые соседи к этим доводам оставались глухи.

Давление Ирака на страны Персидского залива увеличивалось. На саммите Совета арабского сотрудничества в Аммане (3) (Иордании) в феврале 1990 года, приуроченном к первой годовщине создания этой организации, багдадский вождь дал понять королю Иордании Хусейну и президенту Египта Мубараку, что Ирак не собирается возвращать займы военного времени. Более того, он рассчитывал, что соседи в ближайшее время выделят ему дополнительные кредиты — примерно в 30 млрд долларов. При этом Саддам намекал, что если страны Персидского залива откажут ему в финансовой помощи, то он «найдет выход из положения», чтобы сделать их более сговорчивыми. Багдад развернул военные учения в нейтральной зоне близ кувейтской границы (4).

Спустя два месяца президент Египта Мубарак вновь услышал Хусейна: деньги на бочку для восстановления экономики! Во время своего визита в Багдад в начале апреля 1990 года глава египетского государства терпеливо внимал сентенциям Саддама о «прискорбном уклонении странами Персидского залива от их панарабской ответственности». А потом, отбросив всякую дипломатию, Хусейн заявил: ирано-иракская война закончилась бы раньше, если бы страны Персидского залива поддерживали Багдад в финансовом и экономическом отношении.

Обосновывая необходимость финансовой поддержки, Саддам пояснил: для обеспечения национальной безопасности Ираку необходимо 50 пехотных и бронетанковых дивизий, которые составили бы основу сухопутных войск. Но если бы страна была частью системы общеарабской безопасности, то ей понадобилось бы всего 20 дивизий. А средства на остальные 30 дивизий можно было бы направить на модернизацию экономики и повышение жизненного уровня иракского народа. Но Ирак, движимый благородными чувствами, не сочтет за труд содержать пять из этих 30 дивизий, сознавая свою ответственность за безопасность других братских арабских стран" (5).

Другим, более деликатным компонентом этой стратегии, была попытка привлечь и межнациональные нефтяные корпорации к решению иракских финансово-экономических проблем. После войны Ирак, а также Иран требовали, чтобы другие члены ОПЕК уменьшили свои квоты на нефть, тогда Багдад и Тегеран смогли бы увеличить добычу и реализацию нефти без уменьшения ее стоимости. Партнеры, а точнее соперники по нефтяному рынку, прежде всего Кувейт и Эмираты, этим призывам не вняли. И как только Хусейн поднял цены на "черное золото", рассчитывая увеличить его добычу, это привело к резкому ухудшению отношений между Ираком, с одной стороны, Кувейтом и ОАЭ — с другой.

В ходе своего рабочего визита в Кувейт в феврале 1990 года министр нефтяной промышленности Ирака Исам Абдель Рахим аль-Халаби (Isam Abd al-Rahim al-Chalabi) буквально из кожи лез, дабы заставить кувейтское руководство придерживаться нефтяной квоты, установленной ОПЕК годом ранее. Затем Халаби отправился в Эр-Рияд (6), чтобы передать личное послание Саддама Хусейна королю Фахду с просьбой убедить страны Персидского залива не превышать их нефтяные квоты. Через три месяца во время совещания министров нефтяной промышленности стран ОПЕК в Женеве Халаби снова повторил эту просьбу Хусейна. Он назвал конкретную ежедневную нефтяную квоту: 22 млн баррелей. Кроме того, он стал убеждать партнеров поднять цену за один баррель до 18 долларов (в одном барреле нефти — 159 л). Иракский первый вице-премьер Таха Ясин Рамадан был более прямолинеен в отношении тех, кто нарушал нефтяную квоту. Рамадан квалифицировал такие действия как ущерб иракским интересам. Об интересах же соседей речь не шла (7)…