Владимир Губарев - А-бомба. От Сталина до Путина

В конце концов, ученые просят содействовать публикации статьи академика В. А. Фока в одной из центральных газет. В этой статье подробно анализируются ошибки Максимова и философов, которые его поддержали.

Казалось бы, всемогущий Берия должен немедленно отреагировать на письмо ученых – одного его звонка в любую из центральных газет было бы достаточно, чтобы статья академика Фока была опубликована. Но, оказывается, Берия не имеет права что-то указывать газетам. И он готовит письмо в ЦК КПСС Г. М. Маленкову, в котором просит рассмотреть просьбу ученых. Впрочем, со своим обращением Берия медлит – уж больно не хочется ему что-то просить у работников ЦК. Он молчит полгода и только после повторного обращения ученых все-таки пишет в ЦК партии.

Проходит еще месяц. Из ЦК партии статью Фока отправляют в журнал «Вопросы философии» «для рассмотрения». Но именно в этом журнале членом редколлегии является все тот же Максимов. Естественно, он категорически против публикации. Чтобы предотвратить ее, он обращается к Берии. В частности, он пишет:

«…имеются все основания полагать, что акад. В. А. Фок просто злоупотребляет вашим именем в целях поддержания своей в корне ошибочной и вредной идеологической линии.

Акад. В. А. Фок, имеющий бесспорные заслуги как ученый, решивший ряд математических проблем, в течение некоторого времени, особенно начиная с 1948 г., взял на себя задачу защиты субъективистских воззрений буржуазных ученых Н. Бора, В. Гейзенберга, А. Эйнштейна… Выступая в таком духе, акад. В. А. Фок оживляет было совсем уже разгромленные в СССР течения, идущие от физиков-идеалистов капиталистических стран. Как известно, вейсманизм-морганизм опирался на воззрения таких физиков, как Шредингер (основатель квантовой механики), теория резонанса в химии опирались на воззрения В. Гейзенберга (другой основатель квантовой механики), космологические бредни о замкнутой и конечной Вселенной опираются и исходят от А. Эйнштейна и т. д. и т. п. Все сторонники такого рода воззрений сейчас находят в акад. В. А. Фоке главаря. Нет сомнения, что такого рода воззрения ничего общего с наукой не имеют и будут разбиты».

Статья Фока все же была опубликована.

Берия на письмо Максимова не ответил.

Член-корреспондент АН СССР А. А. Максимов так и не признал своих ошибок, хотя еще добрых четверть века состоял в Академии наук. Более того, несколько раз коллеги-философы выдвигали его в академики, но физики были настороже: они считали позором, что в их среде есть такие ученые. Впрочем, в науке борьба мнений и идей слишком часто заменялась доносами «вверх», будто только высшая власть способна рассудить ученых. От такой порочной позиции, к сожалению, Академия наук не избавилась до сих пор.

И в секретных городах, где все было под контролем ведомства Берии, случались митинги и забастовки. Они возникали чаще всего стихийно, а потому не всегда можно было понять, что стало причиной их рождения.

Питание? Нет.

Страна после войны голодала, но атомграды снабжались даже лучше, чем Москва.

Отсутствие жилья?

Конечно, в первую очередь строились предприятия – люди жили в палатках и бараках, но все прекрасно понимали, что рано или поздно появятся здесь и добротные дома.

Что же вызывало гнев людей?

Оказывается, тот самый страх перед радиацией, который с особой силой обрушится на наш народ (да и на весь мир!) после Чернобыльской катастрофы. Как ни странно, не после Хиросимы и Нагасаки, а именно сразу же за аварией на ЧАЭС.

В очередной приезд на завод № 813 И. К. Кикоин, к своему великому удивлению, увидел, что его встречают разъяренные люди. Они собрались у заводоуправления, в основном это были женщины. Они требовали: «Отправляйте нас домой, мы не хотим здесь жить и работать!»

Выяснилось: в поселке распространился слух, что всем приходится жить и работать в зоне радиации. Особенно сильная она на предприятия, именно поэтому мужчины приходят домой измученные и усталые.

Кикоин попытался объяснить, что никакой радиации нет, хотя бы потому, что предприятие еще не работает.

Ему не верят.

И тогда ученый решается на беспрецедентный шаг: он предлагает небольшой группе митингующих побывать на заводе.

– Всю ответственность беру на себя! – говорит он директору предприятия.

«Пошли по цехам строящегося завода,– вспоминал А. М. Петросьянц, который в то время был одним из руководителей Атомного проекта. – Надо еще раз подчеркнуть, что завод и строительство были сугубо секретными, с особым режимом закрытости. И за такое самовольное решение нам могло крепко, ох как крепко достаться. По тем временам уровень наказания мог бы быть невероятно суровым. Женщины походили с нами по территории завода и увидели строящиеся корпуса и цеха, но не заметили никакого работающего специального оборудования, так как его еще не было, да и не могло быть: ведь оно только создавалось на заводах союзной промышленности. Мы только попросили женщин сказать народу, что радиации никакой нет и в помине, что это все выдумка, блажь, провокация, но при этом не говорить, в каком техническом состоянии находятся цеха завода».

Конечно, об этом случае Берия узнал сразу же. Как ни странно, реакция его была неожиданной. «Надеюсь, что среди этих женщин американских шпионов не было…» – заметил он.

Кстати, о существовании этого завода на Урале американцы узнали лишь во времена перестройки, когда им были открыты почти все наши государственные секреты.

Ну а «зона радиации» появилась на заводе № 813 после монтажа диффузионных машин. Она существует до сих пор, хотя эти машины давно уже не работают – их заменили центрифуги. Однако огромное количество этих машин нельзя пока использовать даже в качестве металлолома – они «фонят». Так что митинговать по поводу радиации разумно было не в конце 40-х годов, а спустя полвека…

Худо ли, бедно ли, но американские диффузионные заводы работали. Да, там случались аварии, происходил выброс радиации, отходы засоряли окрестные реки, но тем не менее производство урана-235 месяц от месяца нарастало. Разведка информировала, что атомных бомб из обогащенного урана-235 сделано уже несколько десятков.

Наш же единственный, полностью оснащенный каскадами газодиффузионных машин и компрессоров, не давал ни грамма оружейного урана! Ученые и специалисты, казалось, попрали в какой-то заколдованный круг – все их попытки добиться конечного результата не удавались. Технология соблюдалась полностью, давление и другие параметры в каскадах были близки к норме, но гексафторид урана до конечных каскадов не доходил: он весь оседал на стенках компрессоров.