Владимир Губарев - А-бомба. От Сталина до Путина

Садовский не знал, что его предложение о привлечении военных вызовет гнев самого Берии. Тот прекрасно понимал, что пока он держит весь Атомный проект в своих руках, его влияние на Сталина возрастает. Но вдруг «сам» узнает, что Берия отказался от помощи военных?!

Берия поручил Ванникову еще раз убедить Садовского, что помощь военных не потребуется.

«…Когда я просил его привлечь армию для обслуживания полигонных испытаний, Борис Львович заявил твердо: „Не выдумывай, когда будет нужно, я дам команду, чтобы тебе выделили столько физиков, сколько потребуется. Ты представляешь, сколько времени военные будут раскачиваться?!“

Одна мысль о том, что ученые-физики будут обслуживать полевые наблюдения на полигоне, привела меня в ужас. Я представил себе, как каждый из них, ознакомившись с программой работ и аппаратурой, будет интересоваться, какой же дурак это выдумал, и пытаться переделать на свой вкус… С перепугу я завопил: „Вы же знаете, что учеными управлять нельзя! А что касается раскачки военных, то надо признать, что, раскачавшись, их уже не остановишь, и дело они доведут до конца“. Борис Львович был человек умный, недаром занимался таким сверхответственным делом, как создание ядерного оружия, сказал: „Ну ладно, делай, как хочешь, помогу“».

Так была решена судьба ядерного полигона, который из сугубо гражданского превратился в военный. Теперь уже навсегда.

Военные «раскачиваться» не собирались. Садовский убедился в этом уже через несколько дней, когда его пригласили в министерство обороны. Там уже было создано специальное 12-е Управление, которому суждено сыграть в Атомном проекте особую роль.

И тут случилась неожиданная встреча.

Начальником 12-го Управления был назначен генерал В. А. Болятко. В нем Садовский узнал своего старинного «приятеля» – лейтенанта, с которым работал в начале 30-х годов на инженерном полигоне под Москвой. Тогда они, мягко говоря, недолюбливали друг друга, считая оппонента малограмотным и недоучкой. Жизнь развела их на двадцать лет, и вот теперь им вновь предстояло работать вместе.

К чести обоих, они раз и навсегда перечеркнули прошлое и теперь работали дружно, эффективно. Впрочем, позже, когда один стал академиком, а другой – генерал-лейтенантом, когда на груди появились Звезды Героев, они в дружеской компании иногда возвращались на полигон под Москвой и, как ни странно, с теплотой вспоминали о своем конфликте. Однако скорее это были просто воспоминания о молодости…

У военных были свои стереотипы. На новые должности назначались те, кто достойно воевал. Первым начальником полигона стал генерал-лейтенант артиллерии С. Г. Колесников. Это был боевой генерал, но о науке у него были весьма смутные представления.

А тот же Болятко показал свои выдающиеся организаторские способности. Садовский вновь в этом убедился, когда весной 1948 года отправился в Звенигородский монастырь. Там собрались офицеры, которым предстояло работать на полигоне. Через две недели первая группа была отобрана, и в Институте физической химии началось их обучение.

Из воспоминаний М. А. Садовского: «Велись энергичные работы на самой территории полигона, удаленной от городка примерно на 60 км. Там уже выросли трехэтажные железобетонные башни для установки оптической аппаратуры (фото- и кинокамеры и лупы времени) с казематами, в которых должны были устанавливаться многочисленные девятишлейфовые осциллографы, катодные осциллографы различных систем, усилители группы пусковых и автоматизирующих устройств и батареи аккумуляторов. Эти башни размещались по двум взаимно перпендикулярным десятикилометровым радиусам окружности, в центре которой размещалась стальная башня для установки на ней ядерной бомбы. Помимо специальных приборных сооружений на поле, вдоль тех же радиусов строились и опытные сооружения: жилые многоэтажные дома, стоянки для размещения подопытных животных (собаки, овцы, козы) и большое (десятки и сотни) число стендов для измерителей давления и импульса ударных волн, индикаторов гамма- и нейтронного излучения. Все пункты установки измерительной аппаратуры были связаны друг с другом и командным пунктом, размещенным на одном из радиусов на расстоянии 10 км от башни, многочисленными кабелями для передачи сигналов и времени запуска изделия».

В начале 1949 года М. А. Садовский оставил Москву и перебрался на полигон, чтобы быть здесь до дня «Д».

И в это время родилась одна традиция, которой суждено будет властвовать не только в Атомном проекте, но и в ракетной технике, в космонавтике. Речь шла об «Оперативном плане подготовки к испытаниям», то есть надо было детально указать все, что необходимо сделать, и определить точные сроки, когда та или иная операция должна быть завершена. Причем на научного руководителя полигона возлагалась не только обязанность контролировать выполнение «Оперативного плана», но и его разработка.

Естественно, что для Садовского это было весьма непривычно: хотя он всю жизнь занимался взрывами, а они, как известно, требуют к себе, мягко говоря, «деликатного отношения», но такого рода планами он никогда не занимался. Более того, он считал, что они не могут быть осуществлены…

Но Михаил Александрович сам «призвал» военных, и те тут же преподали ему первый урок. Один из генералов заявил, что подобного рода план можно сделать очень быстро, за какой-нибудь один день. Каково же было удивление Садовского, когда вскоре такой план появился. В конце его значилось долгожданное «Д»!

Из воспоминаний М. А. Садовского: «Нигде, ни до ядерных испытаний, ни после них, я не видел столь дружной, я бы сказал, вдохновенной работы. Солдаты, научные работники, офицеры, рабочие, привезенные нами из ИХФ, делали все (может быть, и больше, чем могли) для окончания задания в срок. И работа шла: на поле уже красовались приборные башни, получившие название „гусей“ за их форму, напоминающую гуся, сидящего на земле на поджатых лапах с поднятой шеей и вытянутым вперед трехметровым клювом. В клюве размещался измеритель давления ударной волны, а под треугольным туловищем располагался подземный каземат с осциллографами, аккумуляторами и устройствами автоматики. В лабораторных корпусах в полигонном городке на берегу Иртыша одна за другой вводились в строй лаборатории: оптики, механического действия, проникающих излучений, автоматики и другие».

Но не все шло гладко…

Что бы ни предлагал Садовский, отказов не было. Любое его предложение получало поддержку. И у Михаила Александровича разыгралось воображение.