Михаил Алексеев - «Верный Вам Рамзай». Книга 1. Рихард Зорге и советская военная разведка в Японии 1933-1938 годы

Срыв монголо-маньчжурских переговоров способствовал сохранению напряженности на границе между МНР и Маньчжоу-Го. В результате усиления напряженности на границах марионеточного государства Маньчжоу-Го с СССР и МНР количество пограничных инцидентов в 1935 г. достигло [361]. При этом число инцидентов не уменьшалось от года к году в последующем.

6 сентября 1933 г. на пароходе «Empress of Russia» («Императрица России») Рихард Зорге прибыл в Иокогаму. Ему предстояло предпринять целый ряд шагов, чтобы легализоваться в стране: зарегистрироваться в консульстве и официально представиться в германском посольстве; установить связи с официальными японскими органами (отделом прессы Министерства иностранных дел); разместить в газетах статьи, выдержанные в духе лояльности и благожелательности; обрести дружеские связи с сотрудниками германского посольства; использовать их для приобретения и расширения связей в других общественных кругах, местных и иностранных; использовать связи в посольских кругах для вступления в местную немецкую фашистскую организацию.

Разместившись в отеле «Санно», Зорге явился в посольство на регистрацию. Там он узнал, что ожидается назначение нового посла. Шестидесятипятилетний доктор юриспруденции Эрнст-Артур Фореч собирался к концу года уйти на пенсию и в последние недели занимался, в основном, тем, что следил за тем, как упаковывалась и отправлялась в его родовой замок Кольмберг, расположенный в долине Мозеля, коллекция древней японской бронзы и картин. Обострившимися проблемами внутренней и внешней политики Японии он интересовался лишь мимоходом [362] но при этом нашел возможным принять Зорге, узнав о наличии у него рекомендательного письма от Хаусхофера. На дипломатов посольства произвела немалое впечатление и рекомендация, полученная Зорге в японском посольстве в Вашингтоне, адресованная Эйдзи Амау, который занимал должность руководителя отдела информации МИД Японии и проводил еженедельные пресс-конференции.

Рекомендательные письма, манера Зорге держаться способствовали формированию у окружающих образа человека со связями.

Как уже отмечалось, в своих первых сообщениях, направленных летом 1933 г., Зорге явно переоценил результаты поездки по Европе, преувеличил успех в деле получения корреспондентских связей. Тем не менее перечень представительств от прессы, приведенный в донесении пресс-атташе германского посольства, направленном в МИД Германии и попавший в Министерство иностранных дел Японии, не мог не впечатлить адресатов. 12 сентября 1933 г. пресс-атташе германского посольства в Токио направил в МИД Германии следующее уведомление: «6 сентября из Америки в Японию прибыл доктор Зорге. Он собирается остаться в Японии на длительный срок в качестве корреспондента многих газет. В соответствии с предъявленными здесь документами он является: сотрудником «Мюнхенер иллюстрирте прессе», корреспондентом «Тэглише Рундшау», корреспондентом «Берлинер бёрзен-курир», сотрудником «Алгемеен хандельсблад» в Амстердаме, членом редколлегии «Хот фатерлянд» (Гаага)» [363]. Причем копия этого документа была обнаружена в японских архивах

Это короткое сообщение характеризует четкость работы чиновников германского посольства и контроль японской контрразведки за перепиской иностранных посольств, а также подтверждает, что Зорге не имел официального документа об аккредитации ни от газеты «Франкфуртер цайтунг», ни от журнала «Цайтшрифт фюр геополитик».

«На немецкой стороне я эту слабую сторону («сомнительные представительства от прессы». — М.А. ) выпрямил своей быстрой дружбой с секретарем. Кроме того, сразу появилось там несколько моих статей», — напишет Зорге в отчете. Говоря о своих связях в германском посольстве в Токио, Зорге подчеркивал: «Очень близкая дружба с секретарем посольства Гааз, с торговым атташе (возможно, Кноллем. — М.А. ) и секретарем посольства Мельхером».

Каждый из этих и многих других друзей Зорге, которые появятся в последующем, был со своей системой ценностей, своими взглядами, симпатиями и антипатиями, привычками и привязанностями. Не говоря уже о том, что каждый из них имел свой темперамент и принадлежал к различным типам личности. Поэтому и подход к каждому должен был быть индивидуален. Основой для сближения и завязывания «дружбы» могли стать демонстрируемая «Рамзаем» общность политических взглядов, общее прошлое (участие в Первой мировой войне), совпадение каких-либо склонностей или привычек, — хотя бы любовь к посещению ресторанов и времяпрепровождению в обществе гейш либо некие услуги со стороны Зорге — служебного (готовность делиться информацией) или бытового характера. Ясно одно: Зорге был прекрасным психологом, харизматичной личностью, в орбиту которой стремились попасть многие, и он был искренен в отношениях — не изображал «друга», а стремился быть таковым.

«Допуская, что вся карьера Зорге требовала постоянного двуличия… у него, по крайней мере, было некое человеческое и сугубо непрофессиональное отношение к друзьям, доверием которых он бесконечно злоупотреблял» [364]. «Все знавшие Зорге согласны в том, что он был очень компанейским — заводным, веселым, щедрым и рафинированно уточненным, когда это было необходимо» [365].

При тесных, дружеских взаимоотношениях с секретарем посольства, торговым атташе, а в последующем и с другими не могло не возникнуть разговора о прошлой жизни и деятельности «Рамзая», особенно когда из Шанхая долетали кое-какие слухи о его прежней работе. Какую легенду преподносил Зорге «друзьям», как ему удавалось нейтрализовать «шанхайскую угрозу» и обеспечить доверие к себе со стороны окружающих — ответа на эти вопросы, к сожалению, в отчетах «Рамзая» не найти.

Решая первоочередные проблемы, связанные с обеспечением легализации, Зорге занялся и обустройством своей личной жизни в Токио.

«Дом, который снимал Зорге за 50 иен в месяц, находился в квартале Адзабу района Минато, Он стоял на улице Нагадзака под номером 30. Это был типично японский деревянный двухэтажный дом. В протоколах допросов содержались и некоторые данные о его доме. На первом этаже находилась гостиная (12 м2) столовая (около 7 м2), кухня, деревянная японская ванна (офуро) и туалет, тоже японский — без унитаза. На втором этаже располагались кабинет с телефоном (12 м2) и спальня (9 м2). Кровать Зорге заменяла стопка японских матрацев — “футонов”…

В те годы улица Нагадзака была очень тихой и зеленой, кроны деревьев практически смыкались над нею, давая благодатную тень в жаркую погоду и частично защищая от потоков воды в дождливое время года. Улица круто сбегала вниз по склону с шумного холма Роппонги.