Михаил Алексеев - «Верный Вам Рамзай». Книга 1. Рихард Зорге и советская военная разведка в Японии 1933-1938 годы

Странно, что за арестом Шталя в 1937 году не последовал арест Максимовой. Не понятно отношение Центра к тому факту, что в выделенной для жены Зонтера-Зорге комнате был прописан и проживал посторонний человек, пусть даже близкий Екатерине. Судя по всему, Центр не отслеживал ситуацию и пребывал в неведении насчет происходящего. И в конце концов прервал какую-либо связь с гражданской женой Зорге, оставив ее на произвол судьбы.

Что же касается в целом показаний Максимовой о самооговоре, вероятнее всего, столичные следователи НКВД, когда вскрылось ее «сотрудничество» с расстрелянным еще в 1937 г. «немецким агентом», решили «сохранить лицо» и как-то объяснить фантазии свердловских коллег. Ей настоятельно «порекомендовали», более того, подсказали, как изменить показания: слишком грамотно, логично и связно, если не сказать «причёсано» выглядят показания Е.А. Максимовой от 8 февраля 1943 года. Скорее всего, она подписала заранее подготовленные следствием показания. Лексика и стиль последних показаний разительно отличаются от предыдущих. Чего стоит пассаж: «Идти по линии вымысла дальше по моим соображениям значило бы завести следствие в тупик. Оставаться дальше в таком ложном положении я была не в силах и решила, независимо от ответственности, рассказать следствию правду». И «рассказала». Более того, ее «показания» далеко не всегда не совпадают с ранее данными показаниями. Следствием была выбрана следующая линия «признания» — тотальный оговор всех, а не выборочно, хотя к тому времени уже были расстреляны как «шпионы» Шталь и Джен и имелись многочисленные доносы на Зорге.

Не обошлось и без чистосердечного признания: «В течение всего времени на следствии с меня требовали говорить только правду, и никаких побуждений со стороны следствия к даче ложных показаний не было. Таким образом, во всей путанице, внесенной в следствие по моему делу, виновата я сама».

Из Учетной карточки ссыльной Максимовой Екатерины Александровны, находящейся в личном деле последней: «осуждена Особым совещанием НКВД СССР 13/III — 43 года по ст. УК «ШП[ионские] связи», срок 5 лет ссылки; 29/VI — 43 г. — умерла в Больше-Муртинском районе [Красноярского края] в больнице». В ее личном деле имеется еще одна запись, в которой указана другая дата смерти Максимовой: «Прибыла в ссылку 15.05.1943 г., 22.05.1943 г. поступила в больницу. Умерла 03.07.1943 (инсульт). Реабилитирована 23.11.1964 г. военным трибуналом Московского военного округа 23.11.1964 г.» [556].

Из письма Рихарда Зорге Екатерине Максимовой (август 1936 г.):

«Милая К… Иногда я очень беспокоюсь о тебе. Не потому, что с тобой может что-либо случиться, а потому, что ты одна и так далека. Я постоянно спрашиваю себя — должна ли ты это делать? Не была бы ты более счастлива, если бы ты не знала меня? Все это наводит на размышления, и потому пишу тебе об этом, хотя лично я все больше и больше привязываюсь к тебе и более чем когда-либо хочу вернуться домой к тебе.

Но не это руководит нашей жизнью, и личные желания отходят на задний план. Я сейчас на месте знаю, что так должно продолжаться еще некоторое время. Я не представляю, кто бы мог принять у меня дела здесь по продолжению важной работы. …

Твой Ика» [557].

Дело о так называемом военно-фашистском заговоре в Красной Армии возникло вскоре после февральско-мартовского (23 февраля — 5 марта) Пленума ЦК ВКП(б) 1937 года.

На этом пленуме рассматривались следующие вопросы:

1. Дело тт. Бухарина и Рыкова.

2. Подготовка партийных организаций к выборам в Верховный Совет СССР по новой избирательной системе и соответствующая перестройка партийно-политической работы.

3. Уроки вредительства, диверсии и шпионажа японо-немецко-троцкистских агентов по народным комиссариатам тяжелой промышленности и путей сообщения.

4. Уроки вредительства, диверсии и шпионажа японо-немецко-троцкистских агентов по НКВД.

5. О недостатках партийной работы и мерах ликвидации троцкистских и иных двурушников.

Работа пленума проходила под знаком разоблачения скрытых троцкистов, зиновьевцев, правых и иных двурушников, выявления шпионов, диверсантов, вредителей и террористов, которыми якобы был сильно засорен партийный, советский и хозяйственный аппарат.

С докладом по вопросу «Об уроках вредительства, диверсии и шпионажа японо-немецко-троцкистских агентов» по Народному комиссариату тяжелой промышленности СССР на пленуме выступил председатель СНК СССР Молотов (докладчиком намечался Г.К. Орджоникидзе, но за 5 дней до открытия пленума он покончил жизнь самоубийством). Молотов обвинил партийных и хозяйственных руководителей в политической близорукости, делячестве, обывательской беспечности и утверждал, что вредители имеются во всех отраслях народного хозяйства, во всех государственных организациях. Сообщив пленуму, что с 1 октября 1936-го по 1 марта 1937 года в различных наркоматах и ведомствах, не считая НКВД, НКИД и НКО, осуждено 2049 человек, Молотов заявил: «Из одной только этой справки, очень пустой, нужно уже выводы делать такие, что успокаиваться нам никак не приходится. Надо посерьезнее покопаться в вопросах, которые связаны с вредительством» [558].

Выступивший вслед за Молотовым с докладом о положении дел в наркомате путей сообщения СССР Каганович заявил, что на транспорте сплошь орудуют шпионы, диверсанты и вредители и что «мы не докопались до конца, мы не докопались до головки шпионско-японо-немецко-троцкистско-вредительской, не докопались до целого ряда их ячеек, которые были на местах» [559]. Каганович сообщил пленуму, что три наркома, семь заместителей наркома и 17 членов коллегии наркомата путей сообщения оказались контрреволюционерами, что они создали и оставили после себя кадры враждебных элементов, количество исключенных из партии на транспорте составляет 75 тысяч человек, имеются предприятия, где исключено более половины членов партийной организации. В политотделах разоблачено 299 троцкистов, в аппарате НКПС — 220, на дорогах разоблачено и арестовано в 1934-м — 136, в 1935-м — 807, а в 1936-м — 3800 троцкистов. Потребовав развернуть искоренение «врагов народа», Каганович заявил: «Тут вредны слезы по поводу того, что могут арестовать невинных».

Ежов в своем докладе «Уроки вредительства, диверсии и шпионажа японо-немецко-троцкистских агентов» по НКВД и в заключительном слове нарисовал картину широкого вредительства и предательства в органах НКВД, которые помешали своевременно разоблачить антисоветскую деятельность троцкистов и зиновьевцев, рассказал, что только при активном участии Сталина удалось вскрыть троцкистско-зиновьевские центры, а также как расследовались другие дела оппозиционеров.